- Ну, не знаю! Со страху другие рефлексы работают. И сфинктеры. Пойдем, прокурору скажем, пусть свяжется, скажет, откуда по нашу душу идут...
- Они не поверят, - усомнился Матвеич, но Чаркин настоял:
- Еще как поверят! Пошли!
Прокурор стоял у стены, держа пистолет в опущенной руке и громко разговаривая по рации:
- Не вижу! Нет, наружу я не пойду!
«Надо их отвлечь, пока мы раненого донесем...»
- Это ваши проблемы!
«Тогда вышли Чаркина и Горлова, пусть помогут! Ты что, вовсе ничего не понимаешь? Нам не отбиться, руки заняты, идиот! Мы у ручья на нижней тропе, откуда заходили. А ты прикрой их, у забора встань, увидишь кого, стреляй, шум создашь, понял?»
- Так, мы пошли, - Константин Исаевич, шагнул вперед, локтем попав прокурору в пузо.
- Э, э! - возмутился тот. - Куда? Вам, Горлов, нельзя!
- Да пошел ты, - отмахнулся от него Матвеич, чувствуя в себе удаль, которой плевать на осторожность. - Людям помочь надо!
*
Ветер на просторе гулял вольготно, выжимая слезы ударами дождинок в раскрытые глаза. Вслед за Константином Исаевичем, неожиданно подвижным и ловким, несмотря на округлые формы, Горлов добежал до ручья, где двое волокли третьего.
Собственно, нёс сухощавый, на спине. Он удерживал милиционера, двумя руками вцепившись в его поясной ремень, задравшийся до подмышек. Майор с синяком шел боком, оглядываясь, выставив назад автомат.
Константин Исаевич подставил своё плечо, перехватил ремень, а Горлов взял тело за ноги, зажав сгибами локтей. Милиционер, грузный и неудобный, провис. Чаркин оступился, упал на одно колено:
- Черт! Чашечку ушиб. Вот блин, обезножел!
- Подожди, постой так, я перехвачусь!
Матвеич опустил ноги милиционера, на четвереньках подсунулся под его туловище, ухватил ремень правой рукой, а левой потащил себя вверх, вцепившись в плечо Чаркина. Тот устоял под дополнительной тяжестью. Крякнув от усилия, Горлов распрямился и пошел к скиту на полусогнутых.
Милицейское тело колыхалось на плечах, словно мешок с картошкой, хотя он безжалостно согнул его вдвое. Удачно миновав все пеньки, втиснулся в полумрак, протащил тело до алтаря, и лишь там сгрузил на ларь, распрямив, наконец, налитую свинцовой усталостью спину.
Вернулся к входному проему. Чаркин ковылял по раздрызганной тропе замыкающим, позади сухощавого и майора. До скита оставалось метров десять, но он споткнулся, рухнул лицом вниз. Плашмя, не выбросив вперед руки, как делает каждый человек. Прямо на пеньки. И донесся выстрел, негромкий в посвисте разлютовавшегося урагана.
- Стой!
Рванувшего наружу Горлова перехватил за плечо сухощавый. Вывернувшись, врач отшвырнул москвича и прокурора, однако подоспевший майор сбил его ударом ноги под колено.
- Ему не поможешь, так падают убитые в голову. Тебя в момент подстрелят, – увещевал москвич.
- Да пустите меня, трусы! Скоты, уроды, как вы можете, он же за вами пошел без оглядки! Ну, пустите, пустите! Я его заберу, а вдруг он только ранен? Пустите меня, гады, ну же! Вашу мать, ну нельзя же так, это подло! Нельзя его там бросать! – выкрикивались из врача то ли вопли, то ли рыдания, непередаваемые на бумаге, но таящиеся в каждом человеке, обожженном раскаленным липким маслом внезапной утраты.
Матвеич бился в опытных руках, скрутивших его, искал утешение в боли заломленных суставов, перерастянутых сухожилий, понимая, что они правы, правы, правы, но так не должно быть, чтобы человек, который стал мало-мальски близким - погибал, а он, проклятый везунчик Горлов, опять оставался живым и невредимым!
С ним справились, перекрыли кислород, зажав локтевым сгибом горло.
*
Очнулся Матвеич - руки застегнуты позади, а из горла вылетают непонятные самому угрозы. Потом наступило угрюмое спокойствие. Истерзанная двумя неделями чудовищных в своей нелепости событий, душа перекроила фатализм на иной лад:
«Значит, так нужно, чтобы никого рядом. Кто был-то: родители, сын, и начинались отношения с Леной, да с Чаркиным? Все, больше ни к одной душе на свете я не привязан. И что? Стариков нет в живых, Ванечка умер, Константина Исаича немедленно убили. Лена заболела, потому и осталась жива, если вообще жива. Вернусь (когда и если?), найду ее и расстанусь, чтобы не подвергать опасности. Все, конченый я человек, если так судьба ломает меня. Судьба? Ну, что же, поиграю с ней, в ее игры...»
- Снимите наручники, я в норме, - попросил он, осознав, что на спине сидит сухощавый и караулит.
Выслушали, поверили, сняли. Растирая запястья, Матвеич задержал дыхание, представил, как все импульсы в мозгу одномоментно сделали паузу, и резко «отпустил тормоза». Снова кольцевая волна прошлась по округе, высветив крупный объект и с десяток мелких в направлении сопки, но гораздо ближе и в одном месте.