– Веди меня к Субудаю, – сказал наконец улем.
Джелаль не поднял с земли свой треух. Пусть посол видит, как поражен и взволнован выпавшей ему честью молодой воин.
Опытный улем рассчитал время точно. В шатре Субудая он застал не только самого нойона, сидевшего, полностью одетым, на шелковых подушках, но и всех старших военачальников отряда. Это выглядело так, словно в столь раннее утро происходит военный совет.
Субудай был умудрен длительным пребыванием при дворе хана ханов и знал, что повелитель обязательно поинтересуется, где и за каким делом застал нойона его посол. Чингис не терпел бездеятельности.
– Кто хочет видеть меня? – недовольным тоном спросил нойон.
Вопрос был задан достаточно громко, чтобы посол, находившийся еще за пологом шатра, мог услышать эти слова и убедиться, что начальник отряда не спит вовсе не потому, что прибыл этот посол.
– Тебя хочет видеть благородный улем, у которого есть пайцза, данная ему ханом ханов, повелителем мира, – ответил Джелаль.
Субудай ударил кулаком по своему мечу, чтобы звук был громче.
– Как посмел ты, собака, оставить за пологом моего шатра посла великого повелителя мира! – закричал он. – Введи его! – прибавил он тихо и совсем спокойно.
Джелаль откинул полог и низко склонился перед вошедшим улемом.
Притворный гнев Субудая нисколько не испугал Джелаля. Он хорошо знал, что это только вежливость по отношению к послу. Нойон доволен его расторопностью, – начальник караула предупредил вовремя, не дал послу застать Субудая врасплох.
Но остаться в шатре Джелаль все-таки не осмелился.
Субудай встал и поклонился. Потом он снова сел и хлопнул в ладоши.
Двое слуг внесли блюдо с кебабом, серебряный кувшин и отделанные бирюзой тухтаки.
Хозяин показывал гостю свое богатство, но трапеза была скудной, как и подобало в походе. Полководец проводит время в ратных трудах, ему некогда думать о пище. Он мало спит и ест что придется.
Хитрый нойон был уверен, что повелитель заинтересуется и этой подробностью. Характер хана ханов был известен Субудаю до тонкостей.
Они знали друг друга давно и когда-то были даже друзьями.
Много воды утекло с тех пор в реках, много друзей ушло в могилу. В сущности, один только Субудай и остался у повелителя из тех, кто верно и преданно служил ему в тяжелые годы. В этом была его сила.
Тот, кого звали Темучином, нуждался тогда в преданности, и никто не был преданнее Субудай-нойона. Вместе боролись они с князьями, всеми силами противившимися объединению монгольских племен. А когда пришла победа, когда восторжествовали ум, воля и упорство, и на курултае представителей родоплеменной знати Темучия был провозглашен Чингисханом – повелителем всей Монголии, Субудай-нойон не был забыт и занял подобающее ему место при дворе хана ханов.
Много воды утекло с тех пор, но ни разу не постигла Субудая немилость повелителя. Темучин, а ныне Чингисхан, был крут и беспощаден, сложили свои головы многие из бывших друзей, но Субудай неизменно оставался любимцем великого кагана. В войне с уйгурами упрочилась его слава искусного полководца и усилилось влияние при дворе.
А потом была война с Китаем, в Средней Азии, Иране и Афганистане. В Хорезме Субудай-нойон был уже самым большим военачальником.
Нынешнее его положение – начальника сравнительно небольшого разведывательного отряда – кое-кому могло показаться немилостью, но те, кто посвящен был в замыслы повелителя, знали, что это назначение почетно.
Воинственный Чингис стремился к завоеваниям, Русь давно привлекала его внимание. И опытный полководец придавал большое значение разведке. Задуманный поход надо было хорошо подготовить.
Стар стал Субудай-нойон, давно растерял энергию и пыл воина. Больше всего интересовали его теперь личный покой и удобства. Надо было ему отказаться от назначения, но попробуй откажись! Состарившийся Чингис стал еще круче характером, чем прежде. Ничего хорошего не подучилось бы от такого отказа.
Не знал Субудай-нойон, что его повелителю вообще не суждено совершить поход на Русь, что эту задачу возьмет на себя и выполнит внук повелителя – Бату, которого ребенком видел Субудай неоднократно, не подозревая, что перед ним будущий полководец, чья слава затмит впоследствии славу его деда.
Знай об этом Субудай-нойон, он не тревожился бы так, как тревожился сейчас, увидя посла великого кагана и не зная, что принесет ему это появление – гнев или милость.
Не знал будущего Субудай, но знал настоящее. А оно говорило, что для гнева больше оснований, чем для милости. Год прошел, а не сделано ровно ничего. Никаких разведывательных данных не мог он сообщить повелителю, если улем послан за новостями. Сам ничего не знал!
Но внешне Субудай-нойон ничем не показал тревоги. Он сидел на шелковой подушке, как восточный божок, скрестив ноги и сложив руки на груди, неподвижный и важный. Золотом отблескивала одежда, длинная борода пламенела хенной, сверкали драгоценные камни, – чем не хан!
Он ни о чем не спрашивал. Посол великого – желанный гость, а гостя надо сперва накормить, а потом уже приступать к разговору.
Сперва достархан, потом дело!
Улем ел с жадностью. Он не был голоден, но хотел доказать, что голоден, что торопился и о еде не думал.
Когда гость брался за кубок, хозяин делал то же, хотя не любил и никогда не пил кумыса. Но гость исповедует ислам, ему нельзя пить вина.
Молчание ничем не нарушалось.
Наконец гость насытился и поблагодарил хозяина. Можно было спрашивать.
– Благородный улем, – сказал нойон, – назови мне свое имя, чтобы я мог сохранить его в своем сердце.
– Имя мое Тохучар-Рашид.
Субудай слегка повел бровью. Это имя он слышал. Улем был из тех мудрецов покоренных стран, которые сумели приблизиться к великому кагану и заслужить его милость. Чингисхан питал слабость к мудрецам.
– Как оставил ты повелителя мира? Здоров ли он?
– Великий каган здоров.
– Сыновья и внуки его, здоровы ли они?
– Все здоровы. Милостью аллаха все хорошо.
– Здоров ли ты сам? Не утомил ли тебя далекий путь?