Она соскочила с кровати, бросила последний взгляд на свое отражение в зеркале душевой и вышла.
Дойдя по коридору до блестящих, лакированных ступенек лестницы, которые скрипели при каждом шаге, Жюдит не стала торопиться, а принялась спускаться медленно и плавно, без шума.
«С чего это вдруг? Ты что, боишься, что тебя обнаружат? Что ты здесь не на своем месте?»
Снизу доносились голоса. Морбюс и Артемизия. Жюдит находилась слишком далеко, чтобы понять, о чем идет речь, и ей пришлось еще спуститься, инстинктивно стараясь двигаться бесшумно.
– Ну, скажи, ведь это напоминает шпионаж, дорогая. Что за игру ты затеяла? Ты же опережаешь период обыкновенного расследования…
– Ты ей доверяешь? – раздался снизу голос Артемизии.
Вопрос заставил ее вздрогнуть и остановиться. Тем более что задан он был жестким, металлическим голосом. Жюдит застыла на середине лестницы.
– Что ты хочешь сказать? – ответил голос Морбюса.
– Ты не находишь странным, что она явилась к нам якобы чтобы писать диссертацию? Не допускаешь мысли, что это может быть одна из твоих чокнутых фанаток?
– А что это меняет? Завтра она уедет.
Наступила тишина.
– А если, хуже того, она искала что-то другое?
– Что-то другое… Что ты имеешь в виду?
– Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю.
14
Было уже полдесятого вечера, когда отец Эйенга припарковал машину у входа в маленький двухзвездочный отель напротив пляжа. Погода была отвратительная. У него возникло впечатление, что он пристал к разоренному берегу, среди хаоса ревущих скал, дюн и каменных домов под черным небом, по которым хлещет дождь и лупят волны, заглушая своим грохотом вопли чаек.
На улице было градусов на пятнадцать холоднее, чем на юго-западе, и святой отец довольно быстро понял, что не экипирован для такой погоды. Но внутри маленького отеля было тепло и уютно, и он сразу почувствовал себя лучше. При ежегодном заработке в 3600 евро, плюс примерно таких же доходах от мессы, лишняя нагрузка на бюджет в виде ночевки и обеда в отеле была великовата. Но Эйенга заранее запросил помощи у сестры. Она работала в консульстве Камеруна в Марселе и, хотя и была далека от религии, всегда старалась помочь бедолаге-брату.
Он отметился в регистратуре, украшенной стеклянными поплавками и рыболовными сетями, и с тоской взглянул на опустевшую столовую, смотревшую большими занавешенными окнами на пляж.
Десятью минутами позже священник обедал морскими ушками и кусочком хлеба с маслом, и чувствовал себя очень неловко. Пляж в такую погоду пустовал. Кроме грохота моря, крика чаек и порывов ветра, ничего не было слышно.
В маленькой бухте, окаймлявшей дюну, волны все время меняли цвет. Священник был очарован количеством мысов, крошечных проливов, островов и островков, возникавших из волн. А прямо перед ним, за песчаной прибрежной полосой, покрытой белой пеной, возвышался темный силуэт замка, стоявшего на скале, как шкатулка с драгоценностями, спрятанная в гуще соснового леса. Эйенге сразу пришел на ум «Черный остров», один из любимых его мультиков, и горилла, которая гналась за Тинтин.
– Вы знаете владельца этого замка? – спросил он хозяина гостиницы, который принес ему кружку крепкого пива.
– Месье Цорна? Да его все тут знают. Он время от времени заходит сюда пообедать.
– А что он за человек?
Священник заметил, как забегали глаза хозяина. Видимо, тот подбирал подходящие слова.
– Странный он какой-то… Во всяком случае, не из тех, кто нравится священникам.
Ответ удивил служителя церкви.
– Почему вы так думаете?
Хозяин отеля внимательно его оглядел, прежде чем заявить:
– Я не думаю, что религия его вообще интересует, отец мой. Скорее, наоборот, если вам интересно мое мнение.
Сбитый с толку, Эйенга собрался попросить разъяснений, но хозяин уже повернулся к нему спиной. Почему у него все отчетливей стало возникать ощущение, что его о чем-то хотят предупредить? И дурное предчувствие, как темная волна, накатило на пейзаж.
В эту ночь ему плохо спалось в маленькой комнатке с видом на море, где непрерывно свистел ветер и волны с грохотом бились о скалы.
15
Когда Сервас вышел из дома, было 7:45 утра. Венсан ждал его на улице, припарковавшись у тротуара. При мысли о том, что опять оставил Гюстава на попечение дочки своего соседа Радомила, Сервас почувствовал укол совести. Ну, хотя бы вечер они провели вдвоем…