У торговых причалов Галаты по-прежнему теснилась не одна тысяча больших и малых судов всех концов света. Левантийская торговля процветает морской составляющей, как и прежде, в Константинополе, Царьграде, а теперь Стамбуле.
Минувшие годы совершенно изменили жизнь захудалого в прошлом дворянина, неудачливого российского «фендрика» Алексея Обрескова. Очутившись со свитой Румянцева-старшего в Стамбуле, — Обресков вскоре почуял влечение к посольской работе и упросил генерала устроить его в русской миссии. Румянцев согласился и произвел его сразу в поручики. Обрескову повезло на учителей. Сначала его наставлял опытный Алексей Вешняков, а после его внезапной кончины шефствовал над ним молодой, но талантливый и весьма порядочный человек Адриан Неплюев, сын первого русского резидента в Турции.
Не повезло и Адриану. Через четыре года его хватил удар, и он, «атеист», как назвал его поп, отказавшись от исповеди, в одночасье скончался. И на его место заступил Обресков.
Пристрастившись к дипломатическому поприщу, он состоял теперь посланником III класса при султане, успел жениться и недавно похоронил любимую жену, Марию, по отцу — англичанку, по матери — гречанку. На руках у него осталось четверо детей...
Посольские дела Обресков вел солидно, достойно отстаивал интересы державы, невзирая на окрики из Петербурга. Чуть не вышло это ему боком. После прихода к власти Петра III в Константинополь полетела депеша: «Порта должна начать военные действия против Австрии, сделаться союзником Пруссии». Обресков донес в Петербург, что считает это дело пагубным для России. До этого долгие годы он выступал с антипрусских позиций.
Ответ из Константинополя читала уже Екатерина и «за сохранение чести и благопристойности двора» наградила Обрескова орденом Анны I степени...
25 сентября 1768 года Обрескову неожиданно назначил аудиенцию великий визирь, Хамаз-Паша. На душе у посланника было неспокойно: «Почему в Диване, а не в Порте?» Посланника обычно всегда принимали в Порте.
Два дня назад из Петербурга прислали перевод подстрекательных писем французов при крымском хане, с целью провоцировать беспорядки на границах Турции с Россией.
Тревога оказалась не напрасной. Прервав приветственную речь Обрескова на полуслове, великий визирь взмахнул руками:
— Довольно, достаточно мы слышали от тебя лживых речей! — И предъявил ультиматум: — Россия немедленно отводит свои войска из Польши.
Это был только предлог. Обресков наизусть помнил последний рескрипт Коллегии иностранных дел: «В польских делах ни слова, ни имя Ея Императорского Величества не могут сносить ни малейшей уступки». Так и ответил визирю.
Хамаз-Паша произнес слово «война».
— Россия не желает войны, — с достоинством ответил Обресков, — но она всеми силами ответит на войну, которую ей только что объявили.
Из Дивана Обрескова повезли под конвоем в Едикуле, Семибашенный замок, турецкую Бастилию.
Давно сгущались тучи над Югом России. Три года тому назад Турция, явно и тайно подстрекаемая французским двором, недовольная политикой Екатерины в отношении Крыма, исподволь начала готовиться к войне. Правда, Франция интриговала против Екатерины не только в Константинополе, где сидел ее агент «секретной политики» граф де Верженн. Еще в 1762 году в Варшаву назначили резидентом ловкача и проныру Эненна, который, в конце концов, инспирировал выступление против России польских конфедератов и ворошил эту зловонную кучу. В Швецию был отправлен граф де Бретель... Все они согласованно дирижировались из Парижа: снабжали деньгами и оружием поляков, подкупали турецких сановников, натравливали против России короля Швеции... Уж очень не хотелось терять Франции выгоднейший турецкий рынок и допускать Россию в Средиземное море, к странам Леванта.
А прямой угрозой этому было стремление России выйти к берегам Черного моря, так и не осуществленное еще со времен Петра Великого...
Еще в те времена в Париже ясно понимали: кто владеет Крымом, тот хозяин Черного моря. К сожалению, нынче в Кремле узколобые правители эту истину не замечают.
В 1767 году герцог Шуазель встал у кормила иностранных дел Франции. Одним из первых он вызвал к себе барона Тотта, способности которого Шуазель знал давно и ценил.
— Вы поедете резидентом к крымскому хану, в Бахчисарай.
Барон обиделся, хотел отказаться, место в Бахчисарае было не в почете у дипломатов.