Корабли поплыли в Кадис, а Апраксин надумал снарядить такую же экспедицию во Францию.
Коммерц-коллегия воспротивилась, встала в позу:
— Нам французам нет выгоды нашенские товары продавать.
Вояж стоил денег, поэтому Апраксин пошел к Екатерине.
— Ныне наши кораблики топчутся в Котлине, государыня, а морячкам плавать надобно, познавать море. Приходилось мне снаряжать суда во Францию, четверть века тому, из Архангельска. С выгодой торговали. Ныне послать было бы нелишне, вся Европа лишний раз поглядит на наши товары, флаг российский прознает.
В этот раз императрица рассудила деловито, согласилась:
— И то верно, Федор Матвеевич. Пущай и наш народ прослышит, куда российские корабли плавают.
Апраксин не уходил.
— Еще, государыня, нынче флот в море выйдет, покойный государь, — Апраксин вздохнул, перекрестился, положил перед Екатериной исписанный листок, — назначил корабликов линейных пять и два фрегата, а флагманами обозначил Сиверса да Вильстера.
Екатерина повертела листок в руках, с трудом разбирая написанное. До сих пор она так и не научилась бегло читать, а писала кое-как, с ошибками.
Неожиданно она взяла перо и стала что-то выводить. Посыпав песком, протянула листок Апраксину:
— Пожалуй вместо Сиверса отправим Сандерса.
«Хрен редьки не слаще, — выходя, глядя на корявые буквы, усмехался про себя Апраксин. — Ни тот, ни другой по-русски не смыслят, опять переводчиков к ним определяй. — А вспоминая Екатерину, вздохнул, сплюнул досадно: — Надо же, ни уха ни рыла, а туда же тянется, во флотские дела суется. Может, Сиверс насолил ей чем-нибудь?»
Корабли под Андреевскими флагами повезли товары в Европу, а эскадра на котлинском рейде под кайзер-флагом командующего снималась с якорей.
Обычно спокойный Апраксин, переходя с борта на борт, вскидывая подзорную трубу, начал волноваться:
— Черти полосатые, засиделись на берегу, што ли. Матросики носятся без толку по палубе, на баке не видать боцманов, да и офицеров раз-два и обчелся.
Отовсюду с кораблей неслись истошные крики и ругань. Апраксин взглянул за корму.
— Один «Нептун» молодцом, якоря очистил, в авангард выходит. Ну там-то Бредаль, хоть и горяч, а капитан толковый.
Апраксин усмехнулся, вспоминая, как в прошлую кампанию Адмиралтейств-коллегия за пререкания с Вильстером отстранила Бредаля от командования королем и определила на берег в Адмиралтейскую контору. Там он месяц помаялся, денег-то платили в два раза меньше...
Генерал-адмирал поманил адъютанта, мичмана Петра Лаврова.
— Доставай тетрадь, записывай. — Апраксин еще раз взглянул на замешкавшиеся корабли. — Розенгафу, Весселю, Шмидту, — перечислял провинившихся капитанов флагман, — за многие непорядки на палубах, брань среди матросов, нерадивость офицеров и боцманов объявить выговор с денежным начетом. Отдашь в канцелярию, пускай приказ строчат.
На этом злоключения не кончились. Кое-как добравшись до Красной Горки, эскадра по сигналу флагмана стала на якоря. После обеда Апраксин немного вздремнул, но не спалось. Он в одной рубашке вышел на адмиральский балкон и подставил лицо припекавшим лучам солнца. Сквозь полуденную тишину откуда-то донеслись вскрики. «Никак капитаны запировали, небось вместе съехались».
Потом оказалось, что капитаны не только гостили друг у друга, но кое-кто без разрешения флагманов съехал на берег. Глядя на них, потянулись на берег их помощники, корабли на рейде оставались под присмотром неопытных офицеров...
Генерал-адмирал вызвал флагманов, пропесочил англичанина Сандерса и шведа Вильстера. Раньше Петр сурово спрашивал за малейший проступок.
— Капитаны нынче вовсю разгильдяйствуют. Якоря не могут выбрать вовремя, канителятся, на экзерцициях в ордер баталии себя поставить на положенное место не изволят.
Флагманы, казалось, довольно безмятежно внимали Апраксину. «Почуяли, стервецы, раздолье. Рыба-то с головы гниет. Правители в столице, то в пьянстве то в разврате», — досадовал Апраксин. Но закончил без обиняков:
— О непорядках учиним приказ, с нерадивых взыщем деньгой.
Из приказа генерал-адмирала:
«Корабли непорядочно и своему командиру флагману не следуют. Понеже сего прежде мы видим на кораблях многие непорядки, при работах люди бранятся непотребно, не по делу, вижу, капитаны на берег самовольно съезжают, а корабли в худости оставляют...»
Завершая кампанию, президент Адмиралтейств-коллегии усмотрел и главное зло: «Даже в боевом строю некоторые капитаны шли не так, как по морскому искусству довлеет, как надлежит во время боя...»
В Петербурге на стапелях Адмиралтейства достраивался 100-пушечный линейный корабль «Петр I и II». Чертежи для него рассчитывал и вычерчивал сам Петр, а главным советчиком и строителем состоял Федосей Скляев. Генерал-адмирал Апраксин частенько заглядывал к нему.