Всю дорогу в тюремные отсеки у меня было ощущение, что мной снова хотят поиграть, как фигуркой на чёрно-белой доске. Но иного выбора, похоже, не было, и следовало принимать любую помощь, даже от того, которого звали Несущий свет.
Подходя к тюремным секторам, я всё думал, для кого предназначалась это тюрьма. Она не была гауптвахтой, как на остальных кораблях, а именно тюрьмой. Ее оборонительные системы на удивление оставались неповрежденными, да и вообще создавалось такое ощущение, будто наша локальная война старательно обходила стороной эту часть «Обамы». Машины впустили нас с Чаком и Мячом в помещение, залитое тусклым светом, но не успели мы сделать и пары шагов, как мои земные товарищи проявили редкое единодушие.
— Фу, блин, тут что, уличный туалет⁈ — закрыл гермошлем Мяч. Чак, обладавший усиленными обонятельными свойствами, последовал его примеру.
— Трупы? — предположил я, закрывая собственный шлем. — «Обама», почему не очистили от мертвых отсеки тюрьмы и не провели санобработку?
/Ответ отрицательный. В тюремных блоках не зарегистрированы убитые.
/Санобработка отключена по причине введения на судне чрезвычайного положения.
— Я не помню, чтобы я такое вводил. «Обама», что тут воняет?
/Отсеки временного содержания военных преступников.
/ЧП вводил предыдущий адмирал.
— Преступников?.. Дай информацию о них. И запусти санобработку.
/Есть запустить санобработку.
— Ом намах Шивая! — прошипел кот, когда стены вокруг зашевелились, а стальные барьеры сменились лазерными ограждениями, сквозь которые тут же полезла смердящая биомасса.
— Твари, блин! — зарычал Чак.
Нас окружили сотни, если не тысячи заполненных до потолков клеток, в которых жарились о лазеры фекалии и тела свитатианцев. Они взирали на нас мириадами глаз, щелкали клешнями, рокотали и чирикали на своём языке, пока карабкались наверх в своих тесных клетках.
Мимо нас заспешили санитарные дроны, тут же начавшие уборку нечистот.
— Тейкиай, — запросил я телепата по спирит-каналу, — ты знал, что «Обама» везёт живых свитатианцев?
— Никак нет, удивлён не меньше вашего. Сейчас запрашиваю протоколы, зачем предыдущему адмиралу столько пленников. — ответил оставшийся на рубке за старшего псионик.
/Докладываю: исполнение приказа о заключении пленных с целью формирования питательной массы для флота Терры.
— То есть это мы их всю дорогу ели? — переспросил Мяч.
— «Обама», запрещаю перерабатывать в пищу военнопленных.
/Питательный протокол отменён.
— Ну что, Хелл, какие мысли по ним всем? — спросил у меня Чак. — Выпустим на Свит-236?
— Есть идея получше, — покачал я головой, слегка придя в себя от увиденного. — «Обама», активировать переводчик-ретранслятор на всю тюрьму!
/Активировано.
Я начал говорить с ними — с полуразумными существами, не знающими лучевых орудий и космических двигателей, озлобленными, напуганными, похищенными с родной планеты до или во время крушения их цивилизаци
— Уважаемые пленники AF режима! Мы — враги ваших врагов. Мы захватили этот корабль, чтобы дать бой тем, кто терзал вас и вашу планету. Уверяю вас, на судне больше не осталось тех, кто желал бы вам зла, однако их всё еще много на орбите Свит-236. Мы освободим вас, но не сможем вместо вас защитить вашу свободу. Единственное, что мы сделаем — научим вас драться, дадим оружие, и тогда вы сами выбьете захватчиков с вашей планеты! Есть ли среди вас лидеры, способные говорить за весь ваш народ?
Мой голос преобразовывался в какофонию писков и щелчков. Каждое моё слово встречалось гулом, будто крабы и не надеялись на такой исход. После того как я умолк, их писк начал нарастать, а клацанье стало ритмичными. Клешни из всех клеток указывали в одном направлении, и мы проследовали туда.
Клетка с этим крупным членистоногим стояла отдельно. Сидящее в ней существо было крупнее других почти в два раза, и если средний краб доходил человеку примерно до колена, то этот, с размахом лап в пару метров, почти достигал пояса. В клетке находился лишь он, хотя, присмотревшись, я заметил следы других крабов. Видимо, тот, к кому нас вели, сожрал своих же собратьев, чтобы выжить…
— Обама, перевод лишь на мой личный ретранслятор!
/Есть.
— Ты у вашего народа главный? — спросил я у краба.
— Был, — отдалось треском из-под поцарапанного панциря.