Михаил Афанасьевич Булгаков
Спиритический сеанс
Рассказ
Не стоит вызывать его!
Не стоит вызывать его!
Речитатив Мефистофеля
Дура Ксюшка доложила:
— Там к тебе мужик пришел...
Madame Лузина вспыхнула:
— Во-первых, сколько раз я тебе говорила, чтобы ты мне «ты» не говорила! Какой такой мужик?
И выплыла в переднюю.
В передней вешал фуражку на олений рог Ксаверий Антонович Лисиневич и кисло улыбался. Он слышал Ксюшкин доклад.
Madame Лузина вспыхнула вторично.
— Ах, Боже! Извините, Ксаверий Антонович! Эта деревенская дура!.. Она всех так... Здравствуйте!
— О, помилуйте!.. — светски растопырил руки Лисиневич. — Добрый вечер, Зинаида Ивановна! — Он свел ноги в третью позицию, склонил голову и поднес руку madame Лузиной к губам.
Но только что он собрался бросить на madame долгий и липкий взгляд, как из двери выполз муж Павел Петрович. И взгляд угас.
— Да-а... — немедленно начал волынку Павел Петрович, — «мужик»... хе-хе! Ди-ка-ри! Форменные дикари. Я вот думаю: свобода там... Коммунизм. Помилуйте! Как можно мечтать о коммунизме, когда кругом такие Ксюшки! Мужик... Хе-хе! Вы уж извините, ради Бога! Муж...
«А, дурак!» — подумала madame Лузина и перебила:
— Да что ж мы в передней?.. Пожалуйте в столовую...
— Да, милости просим в столовую, — скрепил Павел Петрович, — прошу!
Вся компания, согнувшись, пролезла под черной трубой и вышла в столовую.
— Я и говорю, — продолжал Павел Петрович, обнимая за талию гостя, — коммунизм... Спору нет: Ленин человек гениальный, но... да, вот не угодно ли пайковую... хе-хе! Сегодня получил... Но коммунизм — это такая вещь, что она, так сказать, по своему существу... Ах, разорванная? Возьмите другую, вот с краю... По своей сути требует известного развития... Ах, подмоченная? Ну и папиросы! Вот, пожалуйста, эту... По своему содержанию... Погодите, разгорится... Ну и спички! Тоже пайковые... Известного сознания...
— Погоди, Поль! Ксаверий Антонович, чай до или после?
— Я думаю... э-э, до, — ответил Ксаверий Антонович.
— Ксюшка! Примус! Сейчас все придут! Все страшно заинтересованы! Страшно! Я пригласила и Софью Ильиничну...
— А столик?
— Достали! Достали! Но только... Он с гвоздями. Но ведь, я думаю, ничего?
— Гм... Конечно, это нехорошо... Но как-нибудь обойдемся...
Ксаверий Антонович окинул взглядом трехногий столик с инкрустацией, и пальцы у него сами собою шевельнулись.
Павел Петрович заговорил:
— Я, признаться, не верю. Не верю, как хотите. Хотя, правда, в природе...
— Ах, что ты говоришь! Это безумно интересно! Но предупреждаю: я буду бояться!
Madame Лузина оживленно блестела глазами, затем выбежала в переднюю, поправила наскоро прическу у зеркала и впорхнула в кухню. Оттуда донесся рев примуса и хлопанье Ксюшкиных пяток.
— Я думаю, — начал Павел Петрович, но не кончил.
В передней постучали. Первая явилась Леночка, затем квартирант. Не заставила себя ждать и Софья Ильинична, учительница 2-й ступени. А тотчас же за ней явился и Боборицкий с невестой Ниночкой.
Столовая наполнилась хохотом и табачным дымом.
— Давно, давно нужно было устроить!
— Я, признаться...
— Ксаверий Антонович! Вы будете медиум! Ведь да? Да?
— Господа, — кокетничал Ксаверий Антонович, — я ведь, в сущности, такой же непосвященный... Хотя...
— Э-э, нет! У вас столик на воздух поднимался!
— Я, признаться...
— Уверяю тебя, Маня собственными глазами видела зеленоватый свет!..
— Какой ужас! Я не хочу!
— При свете! При свете! Иначе я не согласна! — кричала крепко сколоченная, материальная Софья Ильинична. — Иначе я не поверю!
— Позвольте... Дадим честное слово...
— Нет! Нет! В темноте! Когда Юлий Цезор выстучал нам смерть...
— Ах, я не могу! О смерти не спрашивать! — кричала невеста Боборицкого, а Боборицкий томно шептал:
— В темноте! В темноте!
Ксюшка, с открытым от изумления ртом, внесла чайник. Madame Лузина загремела чашками.
— Скорее, господа, не будем терять времени!..
И сели за чай...
...Шалью, по указанию Ксаверия Антоновича, наглухо закрыли окно. В передней потушили свет, и Ксюшке приказали сидеть на кухне и не топать пятками. Сели, и стала темь...
II
Ксюшка заскучала и встревожилась сразу. Какая-то чертовщина... Всюду темень. Заперлись. Сперва тишина, потом тихое, мерное постукивание. Услыхав его, Ксюшка застыла. Страшно стало. Опять тишина. Потом неясный голос...