Юра откровенно пребывал в прострации. Сперва Костик пытался давать ему какие-то поручения, но быстро от этой идеи отказался и оставил парня в покое. Что касается Лерочки, она вела себя, как обиженный ребенок: слонялась по офису и недоуменно хлопала глазами.
Ну, и что мне во всем этом? В детективах сыщики утверждают, что второе убийство дает для разоблачения преступника гораздо больше, чем первое. Однако мне оно не слишком-то помогло. Я все так же терялась в догадках. Костик? Светлана Петровна? Олег? Юра?
— Слушай, — громким отчаянным шепотом попросила меня Лерочка перед обедом, — не уходи никуда, а? Дело есть.
Я, разумеется, согласилась. В офисе нас осталось трое — она, я и Юра. Юра сосредоточенно смотрел в бесконечно удаленную точку.
— И так второй день, — с горечью указала на него Лерочка. — Свихнуться можно! Никогда бы не подумала, что Ленькина смерть так его расстроит. Я была уверена, что он Леньку не любит. Я-то всегда считала Ленчика славным парнем, а вот Юрка… Не знаю, за что, но не любил его, правда? А теперь — вот.
Я удивленно повернулась к ней. Неужели она и впрямь столь наивна? «Не знаю, за что…» Зато я знаю! И, если из-за нее хороший человек стал преступником… Впрочем, чья бы корова мычала, а моя молчала.
— И что ты хочешь?
— Сделай с ним что-нибудь! — потребовала моя собеседница. — Ты же умная. Я к мужикам обращаться не хочу — они станут смеяться. А к бабам боюсь — они сразу захотят Юрика у меня увести. Ты ж знаешь, они такие. Поэтому вот прошу тебя. Помоги, будь человеком! У меня сердце за него изболелось.
Решив не обижаться за свою принадлежность к среднему полу, я позвала:
— Юра!
Никакого эффекта. Я села рядом и тряхнула его за локоть.
— Юра! Очнись! Ты что?
— А? — отрешенно произнес он. — Надя?
И снова уставился вдаль.
— Он что, кололся? — в ужасе обратилась к Лерочке я.
— Нет. Он травку курил. Сказал, слабенькая. Только чтобы отвлечься.
— Ему это удалось. Но я не нарколог. Я ничего об этом не знаю. Может, его нельзя трогать? Или надо кофе дать? Я на всякий случай заварю, но ты, наверное, разбираешься в наркотиках лучше.
— Я? Ты что! Юрка мне велел, чтобы я ни за что и никогда. Я ему слово дала. Он говорит, таким, как я, нельзя. Что я за неделю с резьбы сойду. Думаешь, лучше его не трогать?
— Наверное. Само пройдет. Значит, смерть Лени так сильно на него повлияла?
Тихий спокойный голос вдруг зазвучал словно откуда-то издалека:
— Я его убил.
Мы оцепенели. Первой опомнилась Лерочка.
— И правильно, — убежденно сообщила она, нежно целуя своего жениха. — И молодец! Ленька был такой противный. Без него гораздо лучше. А Надя никому не расскажет. Правда, Надя? Ты ведь тоже его терпеть не могла.
— Юра, — осипшим моментально голосом выдавила я, — ты шутишь? Ты не мог его убить!
— Очень даже мог, — обиделась Лерочка. — Он все может. Он десантник.
— Я и сам думал, что не могу, — удивленно ответил Юра. — Но я повторял и повторял: «Я хочу, чтобы этот гад умер». И он умер. Я повторял и повторял одну и ту же фразу, пока у меня не застучало в висках. Я представил себе его отвратительное мертвое тело. Я представил его себе, как наяву! И он умер.
— Но ты ведь не убивал его по-настоящему!
— Не знаю. Я ненавидел его. Я безумно хотел его смерти. За его смерть я готов был отдать все на свете. И он умер.
— Это совпадение, — облегченно выдохнула я. — Это просто совпадение. Его убил не ты. Ты ведь не сталкивал его в воду, правда?
— Я думал: «Пусть он заснет и утонет».
— Мало ли кто что думает! Господи, как ты меня напугал! Ты не мог убить Леню, а тем более Софью Александровну.
— Какую Софью Александровну?
— Это неважно. Она здесь не при чем. Ты никого не убивал.
— Не знаю, — с тем же спокойным удивлением повторил Юра. — А еще это письмо. Он словно заранее обо всем знал. Я еще не убил, а оно уже пришло.
И он машинально отхлебнул кофе.
— Какое письмо?
— Короткое. Я забыл. Оно у меня в кармане.
Похоже, он потихоньку приходил в себя. Вот он достает из кармана листок, протягивает его… Волна стыда прокатывается по мне с головы до ног. Какой черт дернул меня послать эти анонимки! Сколько вреда я ими принесла!
— Ты что? — смотрит на меня Юра. — Подожди… ты что, тоже получила?
Не знаю, кофе или эта мысль пробуждает его к жизни. Или просто период прострации сменился периодом возбуждения?