Анатолий Анатольевич продолжал вещать в том же духе. Я не понимала и половины из произнесенных им фраз. Я сталкивалась раньше с подобным типом людей — вроде бы они что-то тебе сообщают, однако пересказать содержание их сообщений я не в состоянии. Большинство «сириусцев» явно дремало, Костик время от времени восклицал: «О, как это верно!», а я тихонько наблюдала за Ириной. Ее сияющие счастьем глаза были откровенно устремлены на Олега. Он же стоял, сжав побелевшие губы, и лицо его походило на каменную маску. Вот она приблизилась к нему, взяла его за рукав и тихо утянула из комнаты. Она — сумасшедшая! Конечно, муж ее увлечен своими мудрыми речами, но он же не слеп! Она погубит себя и Олега!
Самое смешное, что я так и не сумела выведать, кто же такой пресловутый Соболев. Сослуживцы отказывались мне отвечать, однако уверяли, что он практически всесилен. А я… я испытывала к нему отвращение. Мне казалось, он не ведает моральных преград. Если он сочтет Олега своим соперником, то последствия страшно представить. Да просто наймет киллера и убьет! Или я сама себя запугала? В наши дни и в нашей стране от ревности не убивают. Только мне жутко, и зубы опять стучат. Вернулись! Вернулись довольно быстро. Теперь у Олега горят щеки, а Ирина бледна. Вот к ней подходит Михаил Григорьевич, и она покидает комнату уже с ним. Это хорошо. Это отвлекает.
Когда высокий гость умолк и обвел глазами помещение, он не обнаружил там своей жены и ее дядюшки.
— Иришка! — тонким и срывающимся, совершенно не своим голосом позвал он. — Ты где?
И лицо его озарила глупая-преглупая улыбка. Я хорошо ее знала. Она возникает, когда думаешь об очень любимом человеке.
Ирина появилась, и я снова остолбенела. Теперь ей было не двадцать, а сорок пять.
— Сколько можно тебя ждать? — раздраженно поинтересовалась она. — У тебя дела, а мне что прикажешь делать? Умирать со скуки?
— Но мне казалось, — растерянно выдавил муж, — мне казалось, ты сама хотела сюда со мной приехать. Я так понял…
— И ошибся. Я согласилась заехать с тобой по пути в клуб, но не имела намерения торчать тут до бесконечности. Впрочем, тебя никто не торопит. Я могу и одна.
— Ни в коем случае! — вскочил Анатолий Анатольевич. — Прости, милая. Я и впрямь заговорился.
Он нежно обнял супругу и, не прощаясь, покинул наш гостеприимный кров.
Костик облегченно вздохнул и бодро заметил:
— Не знаю, почему, но после их визитов меня жутко тянет выпить. Все равно рабочий день уже фактически кончился. Девочки, займитесь, а?
Вскоре мы уселись за стол. Как всегда, тамадой был начальник.
— Ну, что, — бодро начал он, — первый тост надо за него. За Ленчика то есть. Пусть это будут поминки. «Чтобы жизнь не шла зазря, опрокинем стопоря», — и он действительно опрокинул в себя стакан водки. — Кстати, похороны завтра в три. Мне придется пойти, а вам не обязательно. По желанию. Ясно?
«Слава богу, что у Лени нет детей, — пронеслось у меня в голове. — Как бы я посмотрела им в глаза?» И меня замутило.
— Откровенно говоря, — продолжил Костик, снова хорошенько дерябнув, — никто с покойным всерьез не дружил. Отношения были чисто деловыми. Так что горе изображать было бы смешно. Главное, чтобы происшествие не повредило коллективу в целом. Хотя, конечно, по человечески всем его жаль. Но больше всего меня удивляешь ты, Надя. Голову бы дал на отсечение, что вы с ним друг друга терпеть не можете. Если уж и клеишь ты кого, так совсем другого. И вдруг такие пенки… Позавчера была куколка — ну, чистый пломбир. А сегодня — краше в гроб кладут. Неужто ты по Леньке сохла? Или ты у нас просто такая кисейная барышня? Колись, а?
И он, хитро прищурясь, немелодично затянул старую песню:
— Да отвяжетесь ли вы от нее когда-нибудь?! — вдруг раздался резкий голос Олега, и в нем прорвалась столь откровенная злоба, что все разом смолкли. Олег, всегда спокойный и сдержанный… Кажется, он и сам ошеломлен своей вспышкой.
Первой опомнилась я и, надеясь сгладить странное впечатление, попыталась улыбнуться:
— Сейчас не те времена, Костя, двугривенным не отделаешься. Цены на транспорт неуклонно растут.
Лерочка радостно засмеялась немудреной шутке, за ней вступили остальные, и инцидент был похоронен. Только я, дура, до самого конца надеялась, что Олег, так неожиданно и непонятно выступивший в мою защиту, предложит меня проводить. Однако проводить меня вызвался Михаил Григорьевич.