Но сначала она направилась в бутик на Блоссом-стрит, владелицей которого была миссис Фостер, их познакомила Энн-Мари Роше, подруга Аликс, у которой был книжный магазин напротив «Французского кафе». Особо не задумываясь, по вдохновению Уинтер купила классическое маленькое черное платье, элегантное и в то же время сексуальное. Цена была просто заоблачной, но оно стоило каждого цента, так как очень шло ей. Она предстанет перед Пьером, и он сразу поймет, чего лишился, если до сих пор еще не понял.
Переодевшись на работе, она взяла такси и поехала в «Хилтон». Представилась одному из администраторов ресторана:
— Я — Уинтер Адамс, друг Пьера Дюбуа. Доложите ему, что я здесь, наверняка он захочет меня увидеть.
Ее не заставили долго ждать, она едва успела повторить про себя слова, которые должна ему сказать. Администратор вернулся и с улыбкой произнес:
— Шеф Дюбуа примет вас в своем кабинете.
— Благодарю.
Она последовала за какой-то служащей на кухню, размер которой поражал воображение и делал кухоньку ее кафе мизерной. Она сбилась со счета, пытаясь определить количество работников. Все были заняты у своих мест, работа кипела, ясно было, что Пьер занят сверх нормы и, несомненно, руководство таким штатом даст ему организационный опыт, которого он, по ее мнению, был лишен раньше.
Хватило двух секунд, чтобы понять — она заблуждалась по поводу теплого приема и его организационного опыта. На его рабочем столе царил хаос.
Он встал при ее появлении, но не делал шагов навстречу. Хуже того, его лицо не выразило счастья. На нем была белая форма шеф-повара и колпак, что придавало вполне официальный вид. И никакого проблеска хотя бы простого любопытства: что вдруг привело ее к нему в разгар рабочего дня, после трехнедельного разрыва отношений?
Она растерянно моргнула.
— Здравствуй, Пьер. — Голос ее дрогнул от волнения.
Он, не ответив на приветствие, молча указал на стул напротив своего кресла. Потом, заметив, что на стуле навалены бумаги, каталоги и меню, сгреб всю кучу и положил на край своего стола. Бумаги немедленно стали валиться на пол.
Она нагнулась, чтобы помочь.
— Оставь. — Тон был резкий, он всегда ненавидел ее попытки навести чистоту в комнате.
Она выпрямилась и села на стул, пока он поднимал бумаги. Оба молчали.
Наконец он уселся в свое кресло. Кабинет не был большим, но все-таки намного просторнее, чем ее комнатушка в кафе.
— Как поживаешь? — Голос ее предательски дрожал.
— Очень занят.
Ясно давал понять, что она должна скорее высказаться и убираться.
— Я думала, ты позвонишь. — Она старалась говорить небрежным тоном, что ей плохо удавалось.
— Мы договорились — никаких контактов. Твое же предложение, насколько я помню.
— Да, это так, — подтвердила она. Что ж, она перейдет прямо к делу, если ему так угодно. — Я не стала бы нарушать соглашение, если бы не возникла важная причина.
Он прищурился.
— Ты беременна?
Она просто ушам не поверила.
— Ты должен лучше знать, чтобы задать подобный вопрос.
— Разве?
— Да.
Она постепенно накалялась. Она принимала противозачаточные таблетки с самого начала и продолжала это делать даже сейчас, непонятно зачем.
— Если ты не беременна, что за важная причина может быть, чтобы отрывать меня в разгар работы, да еще в субботу?
Действительно, у него, должно быть, на сегодня заказаны два-три банкета.
Но тем не менее решила не отступать.
— Случилось нечто такое, что потребовало немедленной встречи и объяснения.
— Разумеется, прошу… — Он не скрывал сарказма.
— Муж моей кузины Ханны…
— Кузины, которая умерла?
— Да. Ее мужа зовут Майкл. Он пришел повидать меня.
— И?.. — Он торопил, ему не терпелось поскорее ее выпроводить.
— Он хочет со мной встречаться.
Вот и сказала. Но на его лице не обозначилось никакой реакции, как будто она сообщила, что весна в этом году холоднее, чем прошлая, что необычно для северо-западного побережья.
Он смотрел и молчал, ожидая продолжения.
— Мы никогда не обсуждали такое развитие событий, — напомнила она.
— Какое упущение!
Она решила не реагировать на презрительный тон.
— Ну и что скажешь?
Он пожал плечами:
— Не вижу проблемы.
— Так ты не против? — Она не могла скрыть горечи и разочарования.
— А почему я должен быть против?