Четверо более трезвых посетителей, игравших в карты, с любопытством посмотрели на Бернарда, когда он пробирался к смуглому человеку небольшого роста в запачканном переднике, пытавшемуся поставить бочонок с элем на место под низким деревянным прилавком таверны. Он радушно приветствовал Бернарда на сардинском диалекте, отчего один из картежников глупо ухмыльнулся. Бернард дождался, пока он запихнет скользкий от жира бочонок туда, куда нужно, а потом, безупречно подражая низким сардинским звукам трактирщика, увлек его разговором, тема которого была знакома им обоим.
Они говорили так, стоя близко друг к другу, около пяти минут, после чего Бернард передал ему мешочек с бряцавшими в нем монетами и небольшой пузырек. Трактирщик молча положил мешочек и пузырек в карман и, обнажив свои десны в хитрой гримасе, которая могла сойти за улыбку, похлопал Бернарда по спине. Затем он пошаркал за прилавок и налил им обоим по бокалу вина.
— Запомни, дружище, — сказал Бернард, — не больше половины. Он не нужен мне мертвым.
Одного из греков в углу стошнило. Трактирщик процедил большой глоток вина сквозь зубы, а после, не выпуская бокала из рук, засыпал рвотные массы целым ведром опилок.
Бернард вышел из таверны, так и не притронувшись к вину. За дверью он глубоко вдохнул морского воздуха и не спеша пошел по набережной.
Винсент Биру сидел в кресле с лирообразной спинкой и размышлял, то и дело впадая в дрему. Перед ним на столе орехового дерева лежала пачка сегодняшних товарных накладных. Он воспринимал груз своих пятидесяти трех лет с усталостью человека, который мог позволить себе эту роскошь. Дела шли хорошо. Винсент Биру, сын рыбака, босоногий неграмотный мальчишка, впитывал в себя знание мира вместе с неприятным запахом рыбы среди портовой нищеты Марселя.
В двадцать пять он взял в аренду старую худую посудину и где лестью, где угрозами пролез к своей доле пирога поставок наполеоновским армиям в Средиземноморье. Теперь он был владельцем одной из самых крупных судоходных компаний на всем побережье от Марселя до Неаполя. Своим успехом он был обязан жгучему честолюбию, здоровым деловым инстинктам, боязни нужды и, когда прижимало, отсутствию излишней щепетильности. Подобно большинству тех, кто выбился из низов, он оценивал свой успех упрощенно: размером собственности и уважением, которое он вызывал. Прекрасная вилла, стоявшая на холме у моря, являлась символом богатства и положения.
Библиотека Биру считалась одной из лучших в Генуе. Перед великолепным письменным столом, за которым сидел Винсент, стоял украшенный витиеватой резьбой клавесин, сделанный более века тому назад. Сын Винсента, Бернард, превосходно играл на нем и, по мнению его частного наставника, обладал огромным потенциалом — пожелай он только заняться музыкой всерьез. Справа стоял столик для чтения, на котором лежал бесценный экземпляр «Освобожденного Иерусалима» Тассо. Бернард занимался сейчас переводом его на английский язык для одного университетского профессора. Здесь было много книг. Они стояли в глубоких книжных шкафах, сделанных по специальному заказу, которые занимали три стены; четвертая была полностью занята балконной дверью, открывавшейся прямо на море. Коллекция в две тысячи томов, написанных на пяти-шести языках включала в себя различные произведения от философских до сатирической поэзии, от научных до мифологии и от греческих трагедий до английских комедий. Все эти книги смотрели на Винсента с полок сквозь свои обложки, которые он никогда не открывал. Винсент выглянул в окно и посмотрел на паруса корабля, прибывавшего в генуэзскую гавань. Там, снаружи, был его мир, его владения: труд до пота, простые удовольствия и грубые забавы с друзьями. Библиотека была его любимой комнатой, и он считал ее своим личным убежищем, но духовно она принадлежала Бернарду.
Последнее время Винсент часто размышлял о Бернарде. Что не говори, а мальчику уже исполнилось двадцать два и он уже готов занять подобающее место в семейном деле. Он унаследовал от отца его деловое чутье и умел командовать людьми — иногда, под настроение, бывая безжалостным. В возрасте десяти лет Бернард скупил у одной крестьянки с гордостью выставленный ею урожай помидоров немногим более чем за половину его рыночной стоимости, смягчив ее сердце рассказом о своей больной матери и хромом отце.
Но что было самым важным для семейного дела, так это удивительные способности мальчика к языкам, которые были неотъемлемой частью планов Винсента расширить свои рынки за пределы Средиземноморья к Балтике и Британским островам, а также, через Атлантику, к Новому Свету. У Бернарда была редкая способность усваивать язык после короткого знакомства с ним, ему часто приходилось приобретать подобный опыт в генуэзском порту. В двенадцать лет он мог говорить на шести языках. В двадцать — писать на них. Винсент внимательно смотрел на незаконченный перевод.