Получасом позже у аккуратного холмика, обозначавшего место последнего отдохновения Антуана Кузино, остался один Мартин Гойетт. Позже здесь должны будут установить скромное надгробие. Мартин надеялся, что после его отъезда найдется какая-нибудь добрая душа, которая станет ухаживать за могилой дядюшки. Сначала это будет делать его мать, пока живет в Сент-Тимоти. А все остальное, конечно, зависело от других вещей. Задумавшись, он взял один из увядших белых цветков с могильного холмика и принялся срывать с него лепестки. Неожиданно налетевший ветер относил падавшие белые и зеленые лепестки. Подобие улыбки появилось на его лице, когда последний лепесток коснулся земли.
— Прощай, дорогой дядя Антуан, и спасибо тебе.
Затем он рассмеялся, глядя в небо, истерическим смехом, заглушавшим его тоску. Он потерял своего друга и учителя, и даже более того. Гораздо более того.
Мартин три часа сидел около могилы дяди. После того как Антуан покинул этот мир, его больше здесь ничто не держало. Может быть, ему следует уехать отсюда как можно быстрее и начать строить свою жизнь как художнику. Отец не будет препятствовать, но и не станет помогать деньгами. Да, будет тяжело, но жить так бесцельно и бездуховно, как сейчас, дальше невозможно. Оставалось только спросить мать, что она думает по этому поводу. Он намеревался сделать это сегодня же вечером, зайдя к ней.
Мартин поднялся, отряхнул траву со своих штанов из домотканой материи и посмотрел на церковь, отбрасывавшую гигантскую тень на могилы. На ум пришло одно из богохульных высказываний дядюшки. «Боже, где был ты, когда я нуждался в тебе? Сидел запертым в закрытом шторкой ящике, один на один с красным фонарем? Кому ты мог там помочь?»
Он думал об этом и о многом другом, о чем говаривал его дядюшка. Все это было святотатством, но звучало совсем не оскорбительно в его устах. Теперь любимого дядюшки Антуана больше нет. Быстрая и безболезненная смерть была единственной его просьбой к Богу, в которого он не верил, но которую тот выполнил.
По поводу смерти Антуана Кузино не скорбели в Сент-Тимоти, поскольку он не был ни Божьим человеком, ни одним из них. Неучастие в традиционных деревенских обрядах и отказ от посещения воскресной мессы отвернуло его и от Бога, и от человека и являлось поступком, которого жители деревни не могли ни принять, ни простить. Три колокола не звонили в три интервала, чтобы объявить о смерти прихожанина. Никто не шел у гроба, хотя все уважали Жанну Кузино. Кюре Лаллеланд отклонил просьбу Мартина и его предложение заплатить за похороны по второму классу, позволив совершить обряд только по третьему. Никто не присутствовал на заупокойной мессе, кроме нескольких подруг Жанны и Мартина, но он был из другого прихода. Жанна останется жить в деревне как уважаемая прихожанка, и, когда она умрет, зазвонят колокола и все деревенские жители придут на ее похороны. Для них, жителей Сент-Тимоти, круг опять замкнется. В воздухе позднего лета зрели другие проблемы.
От чувства глубокой скорби и гнева на бессердечие деревенских жителей в Мартине с новой силой вспыхнуло негодование по поводу христианских принципов, которыми они якобы руководствовались в своей жизни. Все еще размышляя о Боге, который позволял людям вести себя неправильно, Мартин направился в деревенскую лавку, которой владел и управлял его друг, Франсуа-Ксавье Приор.
Даже встав на носочки на стуле, Франсуа-Ксавье Приор еле дотянулся до верхней полки. Неустойчиво раскачиваясь, он готов был уже слезть на пол и положить большую книгу на стул, но его остановил смеющийся голос.
— Позволь мне, Франсуа. Ты убьешь себя. Сколько раз я просил тебя купить лестницу?!
— Мартин, помоги, пожалуйста. Вот там, рядом с двумя фонарями. Да, хорошо. Ты, конечно, прав Мартин. Мне нужна лестница. И повыше. — Вытянувшись в свой полный рост в сто шестьдесят сантиметров, Приор сделал шаг назад и ласково посмотрел на своего гостя. — Пойдем на крыльцо, Мартин, поговорим. Я скажу тебе что-то, от чего у тебя поднимется настроение даже в такой печальный для тебя день, мой друг.