— А если нет?
— Если нет, тогда все сложнее. Тогда у нас, кроме этой бумажки, — Гоша ткнул пальцем в записку с предупреждением, — ничего нет. А она наверняка напечатана на одном из принтеров на фирме Алябьева. Вряд ли здесь замешаны люди со стороны.
— В любом случае все концы нужно искать в «Гефесте», — согласился Баринов. — Но пока сосредоточимся на Паршине. Нина, подготовь на него подробную справку. На Алябьева данные есть?
— Самые общие. Тридцать два года, живет в коттедже на окраине города, жена, двое детей, мальчики шести и четырех лет. Бизнес стабильный, у налоговой претензий нет, с криминалом связи тоже нет. Я глубоко не копала, так что о смерти его брата и о подозрениях против Ивана пока ничего сказать не могу.
— Значит, подними дело о смерти Алябьева-старшего, — распорядился шеф. — И справки на жен сделай, на Светлану Паршину и… как у Алябьева жену зовут?
Нина заглянула в блокнот:
— Галина.
— И на Галину Алябьеву. Желательно сделать это до того, как Рита отправится на встречу с Валентином Паршиным. В четыре часа, так?
— Так, — синхронно ответили мы с Гошей.
— Хорошо. — Баринов посмотрел на часы. — Времени у вас достаточно. Гоша, загримируешь Риту, прорепетируй с ней текст. Прикиньте разные варианты, что она Паршину скажет, и в два часа мне покажете. Вопросов нет? Приступайте.
Когда, наконец, закончится строительство нашего нового офиса (а мировой кризис его здорово затормозил), кроме нормальной кухни, тира и спортзала, там обязательно будут предусмотрены отдельные помещения для гримерной и для гардеробной. А пока и то, и другое находится в нашей с Гошей комнате: гримерная — это тумбочка с зеркалом у окна, а гардеробная — стойки с вешалками в углу за ширмой.
Гошка усадил меня перед зеркалом, достал из ящика и выложил на тумбочку в строгом, только ему одному известном порядке материалы, необходимые для моего превращения в сомнительную личность, пособницу наемного киллера. Кроме обычной (но очень высокого качества) косметики, там были коробочки с театральным гримом, гуммоз, гримерная краска, специальная жидкость для образования коллоидных рубцов и прочие хитрые приспособления. Потом напарник начал колдовать. Именно колдовать, другого слова я подобрать не могу. Мне не часто приходится гримироваться, обычно я обхожусь тем, что скрываю под париком рыжие волосы да подкрашиваюсь поярче. И ничего, проходит. Хотя, конечно, если внимательно посмотреть, узнать меня можно без проблем. Когда же за дело берется Гошка… с теми женщинами, которых он из меня делает, я даже не знакома!
Вот и сегодня на моих глазах напарник не рисовал, не лепил — он создавал мне новое лицо!
— Гошка, где ты этому научился?
— Чему этому? — рассеянно спросил он, прилаживая мне на нос характерную горбинку.
— Этому искусству. Ты же из меня просто другого человека делаешь!
— А ты как думаешь?
— Ну-у… — Никак я не думала, откуда мне знать, где готовят гримеров-волшебников. — Может, курсы какие, жутко засекреченные.
— Нет, Ритка, все гораздо проще. У меня родители гримеры, они и сейчас в нашем драм-театре работают. И я с детства за кулисами, в окружении таких вот коробочек. Это первые мои игрушки были. Сначала я кукол гримировал, потом, лет в десять, отец со мной серьезно заниматься стал. Мама тоже пробовала, но у нее учительских способностей нет — показать может, а на объяснения у нее терпения не хватает. В пятнадцать лет я вместе с ними уже работал, некоторые актрисы, особенно пожилые, предпочитали, чтобы именно я их гримировал. Наверное, с тех пор я и предпочитаю женские лица. С ними интереснее, есть где развернуться.
— То есть ты по-настоящему работал гримером в настоящем театре?
— Ритка, не верти головой, ты мне мешаешь!
Я послушно замерла, напряженно выпрямив шею, и Гошка смилостивился, ответил:
— Ну, работал, и что такого?
— А почему ушел? — Я старалась, чтобы шевелились только губы.
— В армию забрали.
— И ты после армии в театр не вернулся?
— Как раз вернулся. — Гошка приклеил мне короткие светлые брови и осторожно разгладил их. — Смешно, конечно, получилось. Мне, пока я служил, гримерка каждую ночь снилась. Так хотелось в театр, что аж руки дрожали. После дембеля, прямо с вокзала, с чемоданом, к родителям на работу явился. В тот же день на работу оформился, счастлив был, как мальчишка. Собственно, я и был тогда мальчишкой… Сейчас не двигайся, я шрам буду клеить.
— А потом? — выдохнула я, не шевельнув ни одним мускулом.
— Потом останется только губки подправить.
— Я про театр. — В этот раз какая-то жилка, видно дернулась, потому что Гошка погрозил мне пальцем. Но на вопрос ответил: