Слово «низкой» я нарочно выделила интонацией, пусть не рассчитывает, что собьет. Инор покривил физиономию, но так и не определился, ушел. Я закрыла офис, активировала защиту и направилась домой. Настроение было радостное – и от предвкушения того, что скоро увижу Дитриха, и от появившейся уверенности, что офис мы сдадим. Тем неприятнее мне было наткнуться на Кремера. Он был не один. Пышные ярко-рыжие волосы его спутницы указывали на то, что с ним инора Кремер. В самом деле, не отбирает же он женщин, с которыми ходит по улицам, по цвету волос? Достаточно и собственной жены, особенно если она столь красива. А она была очень красива. Ее не портила даже сильная бледность. Рыжеволосые часто имеют белоснежную кожу, но у иноры Кремер она была не просто белая, а безжизненно-восковая, навевавшая мысли о посмертной маске. Когда они подошли поблиҗе, я заметила прилипшие завитки на висках. Иноре было плохо, и очень, хотя на расстоянии этого и не скажешь – шла она легко и, казалось, держалась за руку мужа только для видимости.
– Добрый день, инорита, – приветствовал меня Кремер, глядя с каким-то жадным любопытством. – Не ожидал вас здесь встретить, не ожидал.
– Добрый день. Действительно, Гаэрра велика, – согласилась я. – Вероятность встречи очень маленькая.
Инора Кремер сложила губы в подобие вежливой улыбки. Глаза у нее были большие, а зрачки – просто огромные. Сначала я решила, что она принимает что-то запрещенное, но потом я поняла, что инора лишь удерживала боль, не давала ей вырваться наружу стоном или криком. Этой рыжей особе, которую я заочно обвинила во всех грехах, сейчас было очень плохо. Что было тому причиной: выходка Кремера, какая-то иная проблема или серьезное заболевание – по ее виду понять было нельзя. Быть может, то, что привозил Штефан, шло на лекарство для нее, а не мужа, а она боялась показаться болезненной постороннему мужчине? Но нет, не мог же он не замечать такого ее состояния, если оно было часто? Или сейчас у нее нет возможности принять нужное лекарство, Штефана же арестовали? Но я тут же одернула себя. Не так давно его арестовали, чтобы у этой Магдалены возникла нехватка нужных ингредиентов. Наверняка же она заказывала с запасом. Да и что мне до ее проблем?
– Дорогая, – между тем говорил Кремер, обращаясь к жене, – это невеста Эггера.
В газах Магдалены промелькнули интерес и удивление. Удивлена была и я – Кремер о таком не мог знать, а если и знал, то должен был промолчать о своем знание. Эти его слова были слишком неожиданны и неприятны.
– Я не невеста Эггера, – резко ответила я.
– Странно, а этот милый молодой инор утверждает обратное, – с гадкой усмешкой сказал Кремер. – Милочка, что ж вы так сразу от него отказываетесь? Может, его еще выпустят.
– Откуда вам знать, что он утверждает? И откуда вы вообще знаете, что нас с ним что-то связывало?
– Я много чего знаю, – ответил Кремер. – И с удовольствием удовлетворил бы ваше любопытство. Вот только Магдалена себя плохо чувствует. Ей бы посидеть, отдохнуть. Займем столик в кафе? Я возьму вам чашечку чая, под него так хорошо слушаются интересные истории.
Мне было так любопытно, что я чуть было не согласилась. Но тут опять почувствовала артефакт, очень слабо, так что было непонятно – предупреждение это или я просто про него случайно вспомнила. Инор Кремер уставился на меня. Губы его улыбались. Но глаза… глаза были колючие и злые.
– Да, мне надо присесть, – безжизненно сказала Магдалена.
Так мог бы говорить голем – монотонно, без малейшей интонации. Это было даже не подтверждение слов мужа – создавалось впечатление, что ей все равно, что говорить, лишь бы покороче. Она казалась куклой, не живым человеком. Красивой говорящей куклой. Меня охватила настоящая паника. Стараясь ее не показывать, я торопливо забормотала:
– Не буду вас задерживать. Мне и самой пора домой, извините. До свидания.
И не слушая больше Кремера, почти побежала от него. Мне было страшно, так страшно, как никогда. Казалось, задержись я на минуту и буду стоять такой же куклой рядом с его женой. Полностью послушной воле кукловода. Почему мне показалось, что он ею управлял? Сама не знаю…
Дитриха дома не было. Страх не проходил, а лишь усиливался. Я ничего не могла делать, все падало из рук, и если бы просто падало – хрупкое ещё и разбивалось. Я приготовила себя чай, думала, хоть немного успокоюсь, но почти тут же выронила чашку. Чашка была моя любимая. Я села рядом с кучей осколков, которые от нее остались, и разрыдалась.
– Линда, что случилось?
Прихода Дитриха я не заметила, и это напугало меня еще сильнее. Я подскочила, словно лужа чая до меня добралась и пыталась укусить, и уткнулась ему в грудь, не переставая рыдать. Дитрих обнял меня и начал уговаривать. Успокоиться мне удалось не скоро, а связно рассказать вообще не получилось. Но из моих отрывистых фраз муж понял, что причина моей истерики – встреча с семейством Кремеров и странное поведение обоих.
– Я уверена, с ней что-то не так, – заключила я.
– Конечно, не так, – вздохнул он. – Сегодня Эггер сдал тех, кому был разрешен проход через защиту. Как мы и предполагали, второй была Магдалена Кремер. Она согласилась на полное ментальное сканирование, без раздумий согласилась. И встретила ты их сразу после него. Так что состояние ее объясняется этим. Вспомни, как ты себя чувствовала.
– Из-за этого? – недоверчиво спросила я. – Она была такая бледная. И эти расширенные зрачки…
– После глубокого вмешательства тақ себя и чувствуют, – ответил Дитрих. – А ее проверили от и до. Линди, мне кажется, ты себя накручиваешь.
– А амулет… – ухватилась я за последний аргумент. – Амулет же сработал, пусть слабо, но все же.
– Уверена, что сработал?
– Не знаю, – я начала успокаиваться, и теперь мне моя вспышка ужаса казалась глупой и немотивированной. – Я теперь ни в чем не уверена. Но этот Кремер… он меня пугает, ужасно пугает. Есть в нем что-то такое…
Я всхлипнула последний раз и посмотрела на Дитриха. Он чуть ко мне наклонился, такой заботливый и внимательный. И тут до меня дошло, что oн говорил об обследовании Магдалены.
– Дитрих, но если инора Кремер прошла через сканирование и ее отпустили, значит это не она подбросила Штефану контейнер с книгой?
– Не она, – подтвердил Дитрих. – Сканировал сам Карла будет. Правда, он отметил некоторые странности, которые объяснить не смог, но в отчете указал. Но в одном он твердо уверен – инора Кремер была в квартире Эггера два раза. Оба раза забирала купленные для нее травы и зелья, которые он не успевал передать. Дальше прихожей не проходила.
Он отвел глаза в сторону, чуть-чуть ненадолго, но я сразу поняла, что он что-то замалчивает.
– Если это не она, то тогда остается двое подозреваемых: я и Штефан, так?
– Так, – неохотно ответил Дитрих. – Но у нас есть результаты сканирования от Карла. Не зря же я его просил, – он несколько кривовато улыбнулся и добавил: – Нужно будет сходить еще на одно сканирование, Линди. Совсем неглубокое – пара дней между обследованием Карла и арестом Эггера.
– Меня не этот период беспокоит, – ответила я. – Я постоянно ношу твой артефакт, а значит, сделать что-то против своей воли не могла. А по своей подбросить контейнер – тем более. Меня беспокоит то, что стерто.
– Линди, там не убрали ничего серьезного.
– А вдруг? Вдруг совпало, что Штефан убрал, если это он убрал конечно, как раз ту часть разговора, которая касалась этой книги?
– Вернер просила тебя засунуть контейнер в сейф, – с насмешкой сказал Дитрих, – и этот разговор показался тебе столь незначительным, что ты не заметила его пропажи? Линди, не накручивай себя. Второе сканирование – простая формальность, да, но оно должно быть сделано.
– И после него основным обвиняемым будет Штефан?
– Да, пока не согласится на сқанирование. Боюсь, после этого мы лишимся последнего подозреваемого по этому делу, – мрачно сказал Дитрих. – Я был уверен, что эти Кремеры там замазаны по самые уши. Αн нет – инора невинна как новорожденный ягненок.