Я повинуюсь и провожу рукой по ярко-голубому шелку, пытаясь вспомнить, стояли ли эти кресла в прежнем кабинете Кэтрин.
– Вижу, ты уже обжилась, – говорю я, не в силах совладать с раздражением. – Успела даже табличку переменить. И все за неполные сутки! Удивительно, как быстро ее сделали.
Игнорируя мой сарказм, Кэтрин встает из-за стола и опускается в кресло напротив:
– Бретт, нам всем сейчас тяжело.
– Ах, вам сейчас тяжело? – Слезы застилают мне глаза. – Ты это серьезно? Я потеряла мать и бизнес. Бизнес, который достался тебе. А ты еще пудрила мне мозги. Внушала, что я буду президентом компании. Я из кожи вон лезла, чтобы быть достойной столь высокой чести.
Кэтрин ожидает, пока я не выговорюсь. Вид у нее такой невозмутимый, словно я рассыпаюсь в комплиментах по поводу ее платья. Внутри у меня все кипит, из ноздрей, того и гляди, вырвется огонь. Но продолжать свои обличения я не осмеливаюсь. Так или иначе, Кэтрин – моя невестка. И мой босс, черт ее забодай!
Кэтрин наклоняется вперед, сложив холеные руки на коленях.
– Прости, – говорит она. – Поверь, я не кривлю душой. Вчера я была потрясена не меньше твоего. Я действительно не сомневалась, что ты получишь акции матери и займешь ее должность. Я начала вводить тебя в курс, не посоветовавшись с Элизабет, и это была моя ошибка. Но я не хотела заводить с ней подобный разговор. Если бы я это сделала, она могла расстроиться. Она решила бы, мы все думаем, что она не выкарабкается. – Кэтрин накрывает мою руку своей. – Поверь мне, Бретт, я была готова работать под твоим руководством. И честное слово, не страдала бы от уязвленной гордости. – Она сжимает мою ладонь. – Бретт, я очень тебя уважаю. Ты прекрасно справилась бы с должностью исполнительного директора, в этом у меня нет никаких сомнений.
Вот как? Не слишком понятно, как воспринимать ее слова: как комплимент или как оскорбление. На всякий случай хмурюсь.
– А табличка с именем? – произношу я обвинительным тоном. – Как тебе удалось поменять ее так быстро?
Кэтрин улыбается:
– Табличку заказала Элизабет. Вчера, когда я вошла в кабинет, она уже стояла на столе.
Я пристыженно опускаю голову:
– Да, это поступок в мамином стиле.
– Она была удивительным человеком. – Глаза Кэтрин блестят от слез. – Я и в подметки ей не гожусь. Если я сумею хоть в какой-то степени оправдать ее доверие, то буду безумно горда.
Сердце мое смягчается. Мамин уход, несомненно, стал ударом и для Кэтрин. Они с мамой были идеальными деловыми партнерами, мама – элегантным лицом компании, Кэтрин – ее неутомимым помощником, который держал в руках все невидимые нити. Я окидываю свою невестку взглядом. Кашемировое платье, изящные туфли от «Феррагамо», гладкая кожа цвета слоновой кости, волосы, убранные в строгий пучок. Не могу не признать: мама сделала верный выбор. Кэтрин выглядит именно так, как и положено президенту процветающей компании. И все же меня гложет обида. Неужели мама не верила, что со временем я могу стать такой же?
– Извини, – бормочу я. – Сама не понимаю, с какой стати я на тебя взъелась. Не твоя вина, если мама решила, что я не способна руководить компанией. Уверена, ты добьешься больших успехов.
– Спасибо, – шепотом отвечает Кэтрин и поднимается с кресла.
Сжимает мое плечо, затем идет к двери, плотно закрывает ее, возвращается на свое место и смотрит на меня так пристально, что это начинает тревожить.
– Мне очень трудно сказать то, что я должна сказать сейчас. – Кэтрин прикусывает нижнюю губу. На скулах у нее выступают красные пятна. – Приготовься, Бретт. Боюсь, это станет для тебя очередным потрясением.
Я нервно смеюсь:
– Господи боже, Кэтрин, да у тебя руки дрожат! Никогда не видела тебя в таком состоянии. В чем дело?
– В ящике стола я обнаружила розовый конверт и в нем письмо, которое оставила мне Элизабет. В этом письме – ее последнее распоряжение. Если хочешь, я могу тебе показать.
Кэтрин привстает, но я удерживаю ее за руку:
– Не надо. Еще одного письма от мамы я не вынесу. Просто скажи мне, что там.
Сердце мое колотится где-то в горле.
– Твоя мама хотела, чтобы я… Она настаивала, чтобы…
– Говори, не тяни! – Я почти срываюсь на визг.