Меня зовут Майк Хикман. Мне 34 года, и я умираю от СПИДа. Я заразился им от жены, у которой был роман на стороне. И хотя медицинское вмешательство может продлить мне жизнь, я не хочу, чтобы меня спасали. Я не хочу жить в виде оболочки прежнего "я", завися от поддерживающих меня лекарств. И напоследок я планирую показать всем несколько вещей, которым за всю жизнь научил меня мир ужасов. Когда я закончу играть с юной леди, которую я привязал к кровати, я убью себя. Вы не поймаете меня. Не предадите меня суду. В этом преступлении я вне закона.
А в случае, если вы не сумеете опознать девушку, ее зовут Эмилия Хикман и она - моя жена. Многие могут усомниться в моих мотивах. Но могу вас заверить, у меня нет иных мотивов, кроме как убийство в отместку за вынесенный мне смертный приговор. Считайте, что этим убийством я покрою весь мой список желаний.
Майкл Хикман
2 апреля 2016
3
Написав свое последнее письмо, я направился в гараж, стоявший возле дома. Я был уставшим и ослабшим, и чувствовал усиливающуюся мигрень. Игнорируя боль, я продолжил свою миссию. В гараже я взял длинную отвертку, ножницы и гвоздемет. Когда я вернулся в спальню с инструментами в руках, Эмилия уже начала шевелиться.
Ей потребовалось несколько секунд, чтобы проснуться и осознать, что она в беде. Не сумев открыть глаза, она запаниковала. Я же просто стоял, смотрел, как она пытается освободиться, и обдумывал свой следующий шаг. Открыто признаю, что наблюдая за ее борьбой, я не на шутку возбудился, и мне пришлось держать себя в руках, чтобы не изнасиловать ее прямо там. Вместо этого я сел на краю кровати и стал гладить ей волосы, но она лишь дергалась от меня в сторону и начинала вырываться еще сильнее. Раз ей не нравилось, что я трогаю ее волосы, я опустил руку по ее лицу к шее, и, наконец, к груди. Затем легонько ущипнул сосок сквозь топик и лифчик, но она лежала неподвижно не настолько долго, чтобы я успел насладиться действием. Я заметил, что ее сосок отвердел, отчего подумал, что ей понравилось. Извращенная сучка. Неужели ей это нравилось? Наверное, нет, но было бы неплохо. Я потянулся к краю кровати и схватил ножницы. И хотя первым инстинктом было вонзить их ей в сердце, вместо этого, я срезал с нее топик и белый хлопчатобумажный лифчик. Она билась так, что я отчасти удивился, как она не порезалась.
На часах было 16:32, и хотя я уже совершенно обессилел, хотелось сделать еще очень много. Из-за проклятой болезни, которая отнимала у меня энергию, мне приходилось делать короткие перерывы. Но циркулирующий у меня в венах адреналин поддерживал меня дольше, чем я ожидал. Я подошел к Эмилии и сорвал скотч у нее с глаз. Осознав, что вместе с ним я удалил ей часть ресниц и бровей, я рассмеялся. Было несколько больно наблюдать, как ее глаза пытаются привыкнуть к свету. А когда она увидела меня? Не знал, что человеческие глаза могут так расширяться. Если честно, это было довольно комично.
Ее глаза смотрели умоляюще, как будто она пыталась без каких-либо слов убедить меня отпустить ее. К сожалению для нее, этот ее взгляд на меня никак не повлиял. Раз первыми я открыл ей глаза, я решил, что они - по крайней мере, один из них - будет идеальным началом моей миссии. А миссия моя была серьезная. Я приступил к ней, и никто не смог бы остановить меня. Эмилия была в долгу передо мной.
Я схватил с кровати отвертку и приказал Эм не шевелиться, чтобы она не причинила себе больше вреда и боли. Конечно, я знал, что будет больно, но это была часть развлечения. Зажав левой рукой ей голову, правой рукой я вставил кончик отвертки в слезный проток, но не стал давить. Идея была вырвать ей глаз одним быстрым движением. Поскольку Эмилия билась так сильно, что я не смог держать ей голову ровно, отвертка соскользнула и воткнулась прямо в середину левого глаза. Упс. Она закричала так громко, насколько позволял скотч на рту. Количество жидкости, хлынувшей из глазного яблока, удивило меня. А еще меня удивило, как она не потеряла сознание. Кончик отвертки пронзил глазное яблоко почти насквозь. Я выдернул инструмент, слегка приподняв кончик, в надежде, что глаз выскочит. Я был очень рад, что у меня получилось, хотя влажный хруст был не настолько приятен для моих ушей. Я снял глазное яблоко с конца отвертки и повертел в пальцах. Оно было такое же мягкое, гладкое и податливое, как описывал Шоу. Но мне очень не понравились жесткие кусочки, торчавшие из заднего конца. Бросив его на пол, я придвинулся к Эм. Она продолжала биться и кричать. По крайней мере, она пыталась кричать, когда я изучал дыру, проделанную у нее в голове.