Выбрать главу

            - Раньше ты хорошо сосала мне член. Интересно, не разучилась ли ты еще это делать? Оближи его начисто. Если укусишь, я всажу гвоздь тебе в гребаный мозг.

            Я поднес кончик члена к ее губам, но она не открыла рот.

            - Слышала, что я тебе сказал? - спросил я, приставив гвоздемет ей к голове. - Оближи его начисто. Давай же.

            Спустя несколько секунд созерцания, она открыла рот, и я сунул свой окровавленный член внутрь, по самые яйца. Она принялась сосать, давясь. А я, продолжая прижимать гвоздемет к ее лбу, начал двигать бедрами взад-вперед.

            - Соси сильнее, - прошептал я.

            Я все время смотрел на ее лицо, и уже чувствовал, как подступает мощный оргазм. Спустя лишь мгновенье я выпустил заряд спермы ей в рот и горло. Эмилия давилась и кашляла, пытаясь отвернуть голову, но я крепко держал ее на месте. После оргазма, я вытащил член изо рта, и она начала давиться, но на этот раз, я позволил ей отвернуть голову в сторону. Она закашлялась так сильно, что ее вырвало на кровать. Жидкость была смесью семени и чего-то, напоминающего овощной суп. Это не было бы так плохо, если б она не сделала это прямо на том месте, где я сижу. Запах старой, частично переваренной пищи ударил мне в ноздри, вызвав во не вспышку ярости, и я влепил ей пощечину.

            - Ты гребаная грязная корова. Посмотри, что ты натворила!

            Слезы хлынули из оставшегося глаза, и она в ужасе уставилась на меня, когда я приказал ей убрать за собой. Я понял, что с руками, все еще привязанными к кровати, она не знает, что именно я имею в виду, поэтому я объяснил ей.

            - Слизывай.

            Она покачала головой и попыталась отвернуться от рвоты, просочившейся сквозь одеяло, но я схватил ее за волосы, сунул лицом в жижу и закричал:

            - Слизывай!

            Я снова прижал ей к черепу гвоздемет, чтобы донести до нее смысл. Казалось, прошла вечность, после чего она посмотрела на рвоту и, высунув язык, принялась слизывать столько, сколько могла, между новыми позывами. Ей требовалась небольшая помощь в наведении порядка, и я был именно тем, кто мог ей помочь.

            Я спрыгнул с кровати в поисках ножниц. Найдя их на полу, я отрезал скотч, удерживающий ее на кровати, оставив лодыжки связанными. Перевернул ее на живот и рывком поднял на колени. Она громко ахнула, когда я коснулся дыры, которую проделал у нее в животе, но, надо отдать ей должное, она не закричала. Я бросил ножницы и сунул ее лицом в лужу рвоты.

            - Слизывай. Все это.

            Она принялась плакать и умолять, но ничто из этого никак не повлияло на гнев, нарастающий во мне с каждой минутой. Я вдавил ее голову в матрас еще глубже, наслаждаясь тем фактом, что сейчас ей нечем дышать. Подержал ее там какое-то время, и когда поднял голову за волосы, к луже рвоты примешалась кровь. Думаю, я толкнул ее слишком сильно и сломал ей нос.

            - Приберись. Слижи все до последней капли.

            Она принялась делать, что я ей сказал, но из-за льющейся из носа крови, получалось у нее плохо. Мне наскучило зрелище и, по правде говоря, слушать, как она чавкает рвотой, было не особо приятно.

            - Остановись, - сказал я ей. - Довольно. Ты вызываешь у меня отвращение.

            Я снова перевернул Эм на спину и с помощью оставшегося скотча привязал ее к стойкам кровати и опять заклеил ей рот. Я спрыгнул с кровати и стал ходить по комнате, пытаясь понять, что делать дальше. По правде говоря, я начал уставать от нашей маленькой игры. Я посмотрел на Эмилию. Она была без сознания или она была мертва? В конце концов, она потеряла много крови, поэтому я решил поверить у нее пульс. Когда я прижал пальцы к ее шее, она неожиданно очнулась. Я взял гвоздемет.

            Я сел ей на грудь и с удивительным спокойствием вставил кончик гвоздемета в пустую глазницу, смакуя ее попытки закричать. Слегка наклонил пистолет и подождал ее реакции. Я хотел услышать ее мольбы и в последний раз сорвал с ее рта скотч.

            Она взмолилась в агонии:

            - Нет, пожалуйста, не надо. Я не хочу умирать. Почему ты делаешь это со мной? Я же люблю тебя!

            Как человек, никогда не считавший необходимым объяснять свои мотивы, я не ответил.