— Слышал ли кто–нибудь, как вы угрожали жене?
— Не думаю. Я же не кричал.
— Даже тогда, когда стали угрожать жене, что убьете ее?
— Не знаю.
— В милиции вы сначала отрицали свою вину, а затем признались в убийстве.
— Мне все надоело. И к тому же я ведь... действительно хотел... это сделать. У меня было такое намерение: покончить с ней, а потом и с собой. К сожалению, я не нашел в себе достаточно сил...
— Факты свидетельствуют о другом. А не могли бы вы нам рассказать, где вы были после того, как расстались с женой? Кстати, в какое время и где вы с ней расстались?
— На улице Резчиков. На углу. Приблизительно в полдень. Она куда–то заторопилась, а я выпил два-три стакана фреча [2] и пешком побрел домой.
— Пешком? На шоссе Конкой-Теге?!
— До фуникулера я шел пешком. По дороге раза два еще заходил в корчму или еще куда–то выпить вина. Начало темнеть, когда я добрался до фуникулера. В гостинице «Будапешт» уже зажглись огни.
— Вы пешком дошли до остановки фуникулера? Но чего ради? Ведь фуникулер не работает. Он сейчас на ремонте.
— Да-да... разумеется... Но тогда я позабыл об этом... Пришлось вернуться на Московскую площадь, там я сел на автобус... Но сначала еще зашел в кафе «Фуникулер».
— Там что–то но помнят, чтобы вас видели.
— Оно и понятно: я раньше никогда там не был... Потом я вернулся домой и лег спать. Меня разбудил работник милиции. Вот все, что я могу сказать...
«Надо будет посмотреть протоколы допросов, — подумал Бартош, — и заключение, с которым дело было передано в прокуратуру. Ведь в ходе предварительного следствия Добрович признался в убийстве жены». Бартош без труда отыскал запись допроса, который вел майор Жаги.
«Добрович. Я дошел до конечной остановки 21-го автобуса, до кафе «Фуникулер», куда зашел, чтобы выпить еще. Потом я пешком пошел вверх по шоссе, потому что не мог дождаться 90-го автобуса.
Жаги. Где вы достали нож, которым убили жену?
Добрович. Не помню.
Жаги. Сколько раз ударили вы ножом жертву?
Добрович. Три раза.
Жаги. На теле убитой только одна рана.
Добрович. Возможно, что я только раз ударил ее ножом... Маргит упала и прошептала: «Не сердись. Я всегда любила тебя». Бартош трижды перечитал эти строки. Ему показалось путаным признание Добровича. И невольно рождалось ощущение, что обвиняемый желает понести наказание за то, чего не совершал. Вчера, например, в суде он уже отказался от своих показаний, однако вполне возможно, что завтра снова признает себя виновным в убийстве... Но если не он, так кто же убийца? В чьих интересах было убрать с дороги эту женщину? Что кроется за убийством, каковы его мотивы? Ревность? Месть? Может быть, женщина мешала кому–то и от нее решили избавиться?
Был уже вечер. Однако Бартош спешил не домой, он решил сегодня же осмотреть квартиру Добровича.
Девяностый автобус остановился у шлагбаума, Бартош сошел и направился дальше пешком. Войдя в сад и обогнув знакомый уже дом, он снял пломбу с двери и проник в квартиру Добровича, включив электричество, осмотрелся; прежде всего нужно выяснить, все ли здесь выглядит так, как он оставил в тот вечер, когда увез Добровича. Не изменилось ли что?
На столе и стульях разбросана одежда, на полу — пепел. На шкафу часы; они остановились и показывали половину пятого. Бартош еще раз окинул комнату испытующим взглядом, потом стал по очереди открывать шкафы, выдвигать все ящики.
В одном из них нашел несколько старых фотографий. С одной на него смотрело пять лиц. Бартош узнал Добровича и рядом с ним — убитую, его жену. Около нее — мужчина с густыми усами, а на переднем плане — на корточках молодой человек и девушка. Снимок, возможно, был сделан где–нибудь в излучине Дуная: на заднем плане громоздились горы. Вообще–то эта фотография мало что сказала младшему лейтенанту, однако он положил ее в карман.
— Вы что тут ищете? — прозвучало вдруг у него за спиной.
— Подойдите ближе. По крайней мере, мне не придется стучаться потом к вам! — отозвался Бартош, даже не обернувшись.
— А вы... вы кто такой? И что вам здесь нужно? Квартира же опечатана. Или вы сломали пломбу?
— Снял. Вас это устраивает? Вы, кажется, тоже живете в этом доме?
— «Тоже живу»? Интересно! Я владелец этого дома. Андраш Бакош, с вашего разрешения. Добровичи снимали у меня квартиру. Кто вот теперь выплатит мне то, что они задолжали?
— Это я не знаю. А кстати, сколько они вам платили?
— Они–то?.. Пятьсот форинтов. В центре города за такую квартиру просят тысячу.
— А какой здесь воздух!
— Ах! — сердито отмахнулся старик. — За это удовольствие в наше время не платят. Люди уже не нуждаются в чистом воздухе.