— Тогда спеши. Македонский царь уже переправился через Геллеспонт и вонзил свое копье в берег, где начинается империя Ахеменидов.
— Откуда тебе это известно, старик?! — сурово спросил охотник. — Мне таких вестей мои гонцы не доставляли.
— Эх, сынок, сынок, тех, кто тебе их должен был доставить, давно нет в живых. Враг силен и коварен.
Охотник негромко свистнул, и пощипывающий траву конь быстро подошел к нему. Хозяин ласково похлопал его по шелковистой холке и обернулся к старцу:
— Ты, наверное, из тех, кто слышит голоса ангелов и видит то, что не дано видеть простым смертным?
Старец молча кивнул. Солнце на миг зашло за облако, и он почти слился с шероховатой поверхностью камня, и охотнику показалось, что с ним разговаривает сама скала.
— Тогда ты прав, я должен спешить, — сказал он.
— Скажи, из каких мест ты родом и как твое имя, чтобы я знал, за кого мне молиться.
— Я Спитамен. Родом здешний. Эти горы и долины служат мне домом…
— Таким я тебя и представлял. Наконец довелось увидеть своими глазами. Я некогда хорошо знал твоего отца. Выходит, ты наш, пенджикентский.
Отец Спитамена был в Согдиане одним из влиятельнейших аристократов. Рассказывают, что происходил он из рода самого Сиявуша. Однако со стороны ли матери, со стороны ли отца приходился он родичем легендарному правителю и батыру, никто точно не помнит. Отец его владел не слишком многочисленными отарами, которыми определяется богатство горцев, зато далеко, в самой Согдиане и за ее пределами, разошлась слава о выводимых им породах лошадей. Из дальних стран, тратя на дорогу месяцы, прибывали к нему люди, чтобы купить породистых лошадей или на что-нибудь обменять. И этот человек, будучи тогда еще молодым, приезжал в его становище в числе нанятых табунщиков. Не сводя со Спитамена зеленых пронизывающих глаз, старец пытался определить, насколько сын похож на отца. Затем сказал:
— Сатрап Бактрии Бесс выступил с войском еще вчера. Намич оповещен об этом. И гонцы его мчатся сейчас, настегивая коней, к согдийским феодалам — Оксиарту, Катану, Хориёну — с приглашениями на большой совет. Похоже, грядет великая битва. В ней и меч одного воина может перетянуть чашу весов, которыми Боги будут делить между царями успех и неудачу.
— Если у злой собаки длинная цепь, она покусает многих, — задумчиво проговорил Спитамен. — Надо постараться эту цепь укоротить.
— У македонского пса вовсе нет никакой цепи.
— А цепь этих гор? Чем не цепь для него?.. Когда он узнает, как умеют сражаться воины Согдианы и Бактрии, вряд ли отважится перейти через эти горы. Уж мы постараемся, чтобы у него не осталось сил сюда добраться!..
— Говорят, Македония тоже горная страна. Воины их царя имеют крылья, и горы для них не помеха.
Связанная лань у ног Спитамена забилась, мотая головой и издавая жалобные стоны, словно плача. Охотник нагнулся и одним махом перерезал путы на ее ногах. Лань вскочила, постояла несколько мгновений, шатаясь и словно не веря в свою свободу, нервно подергивая влажными ноздрями, сделала пружинистый скачок и в мгновенье ока исчезла в зарослях.
Старец улыбнулся и удовлетворенно проговорил: «Баракалла!..»
А Спитамен, заслонившись от солнца ладонью, смотрел вдаль, где подрагивали макушки тамариска, среди которого, мечась из стороны в сторону, чтобы избежать охотничьей стрелы, мчалась лань, потом тоже улыбнулся и спросил:
— Скажи откровенно, достопочтенный отец, кто послал тебя ко мне?
— Я пришел сюда, вняв зову собственного сердца. Народ Согдианы тебя знает и верит. Многие ждут, что ты позовешь их под свое знамя, и охотно пойдут за тобой.
— Да, это так, — сказал Спитамен.
И горы повторили троекратно: «Так!.. Так!.. Так!..»
Спитамен удивленно огляделся, подумав, не спрятавшиеся ли спутники старца произнесли это, а тот пригладил бороду и кивнул: мол, убедился сам?.. Повел рукой, показывая на скалы:
— Это их голоса.
«Словно заговорили воины, изображения которых выбиты в твердом базальте!.. — подумал Спитамен. — Как же это работал художник на такой головокружительной высоте?..»
Проследив за его взглядом, старец сказал:
— Третьего дня я повстречал в Мараканде одного из тех смельчаков, что приносят в дар горам эти рисунки. То был молодой художник по имени Шердор. Он собирался вступить в твое войско. Не пришел ли он к тебе? — И после того, как Спитамен, пожав плечами, отрицательно покачал головой, старец продолжал: — Как все художники и поэты, он, видать, немножко не от мира сего. Случайно увидел дочь Намича и напрочь лишился покоя…