— Поднимитесь! — приказал царь.
Толмач перевел, стараясь передать интонацию говорящего.
Несчастные, кажется, пришли в себя, отдышавшись. Встали они довольно проворно, будто того только и ждали. Одежда на них во многих местах обгорела, измазана в саже, лица у всех черные, лишь белки глаз да зубы сверкают. Их жалкий вид не мог не вызвать у царя ухмылки. Однако, судя по всему, это были знатные люди кишлака. Все как один, несмотря на пожилой возраст, рослые, плечистые, физически развитые, а руки крепкие и мозолистые, и если бы не седина, то можно было подумать, что это переодевшиеся в дехкан воины.
— Кто такие? — спросил царь.
Однако никто не удостоил его ответом.
— Не молчите, глупцы!.. — добавил от себя толмач. — Вы еще можете вымолить у царя пощаду!..
— Зачем ему спрашивать у человека имя перед тем, как снести ему голову?.. — ответил, усмехаясь, один из сарамцев.
— Разве можно требовать у царя объяснения его словам и поступкам, ничтожный?! Царь — исполнитель воли богов! — с возмущением сказал толмач.
— Вот пусть поскорее и исполняет… — пробурчал сарамец, опустив голову.
— О чем он толкует? — поинтересовался царь.
— Спешит на тот свет, о великий! — ответил с поклоном толмач.
Губы царя скривила усмешка.
— Спроси, почему они не ушли со Спитаменовым войском?
Толмач объяснил сарамцам, чем интересуется царь, при этом намекнув, что от ответа в немалой степени будет зависеть их судьба.
Сарамцы переглянулись и долго молчали, затем тот, что постарше, сказал:
— Воинов в согдийской армии достаточно, должен же кто-то для них и хлеб выращивать…
Толмач перевел ответ, не скрывая досады.
— Вот как?.. — произнес царь, брови его от удивления поползли вверх: эти люди не могли не знать, как он расправляется с теми, кто хотя бы в мыслях сочувствует его врагам; и так легко в этом признались? Это уже становится любопытным. — Кто среди вас старший? — спросил он у понуро стоящих сарамцев.
— Все мы перед Богом равны. И имуществом владеем одинаковым, и возраст почти у всех один и тот же, — ответил босой мужчина с обожженными ступнями, штаны на нем истлели почти до колен.
— И сколько в твоем табуне коней? — прищурил царь синие глаза, почти не сомневаясь, что и эти сейчас начнут отрицать наличие у них коней, которых так не хватает его армии.
— Сто, — последовал ответ.
— А у тебя? — царь перевел взгляд на другого.
— Столько же.
— А у тебя?
— Сто.
— А я слышал, что табуны у вас гораздо больше.
— Это было раньше, царь, до твоего прихода. Разве большой табун спрячешь от жадных глаз твоих воинов?..
— Зачем же прятать?!
— Чтобы ты не отнял.
— Хорошо, я куплю их у вас, дам много денег!
Сарамцы переглянулись, и каждый отрицательно покачал головой. А мужчина с обожженными ступнями заявил:
— Торгуют с друзьями, а ты нам недруг!..
Услышав ответ, царь грозно свел над переносицей брови.
— И, конечно же, у вас есть и отары овец?
— Им нет числа.
— И у тебя тоже?
— Да.
— А что скажешь ты?
— Я не помню, сколько их у меня.
— А ты?
— Не пробовал считать.
Царь обернулся к стоящим у него за спиной военачальникам и, смеясь, заметил:
— Мы с вами не раз пересекали вдоль и поперек эту Солнцем наказанную землю, обделенную водой и пастбищами, и ни разу не встретили ни столь больших отар, ни многочисленных табунов коней. Эти варвары либо лгут, преследуя некую цель, либо прячут их в таких же подземельях, — кивнул он на зияющую в основании холма закопченную дыру, затем обратился к толмачу: — Спроси, где их табуны и стада?
Толмач спросил.
— Между небом и землей, — был ответ.
— Согласен ли кто из них пригнать сюда коней в обмен на свою жизнь?
Охотников не нашлось.
Тогда царь стал спрашивать каждого в отдельности:
— Ты не хочешь отдать мне коней, чтобы и далее наслаждаться жизнью?
Первый отрицательно покачал головой: