— Детям вашим грозит беда… — еле слышно проговорил наконец Антик.
Слова эти обожгли Одатиду.
— Беда?.. — переспросила она, вздрогнув. — О чем ты, Антик?..
— Искандару стало известно, где находится Спитамен. Он спешит сюда с войском. Остановился в селении, до которого отсюда всего день пути..
— Знает ли об этом Саксон?.. — упавшим голосом произнесла Одатида. — Может, если его попросить, он переправит нас в другой аил?..
Антик усмехнулся и отрицательно покачал головой.
— Он этого не сделает.
— Почему?
— Искандар потребовал у него выдать либо Спитамена, либо его детей. Иначе он сровняет с землей аил, а жителей его обратит в рабов…
Одатида, подумав, сказала:
— Хорошо, мы покинем аил. Но почему мы должны сделать это по-воровски, словно у кого-то что-то украли?..
— Госпожа, мне не хотелось бы говорить вам все…
— Говори! — потребовала Одатида.
— Спитамену до сей поры позволялось отлучаться из селения лишь при том условии, что вы останетесь тут. Пока он не возвратится с обещанным золотом, вас отсюда не выпустят…
— Не хочешь ли ты сказать, что нас тут держат как заложников?!
— Именно так, — кивнул Антик.
— Однако, как только сошел снег, я много раз выезжала в степь, чтобы насобирать шпинату и молодых одуванчиков для пирогов…
— В это время в аиле оставались ваши дети. Может ли кто усомниться, что вы к ним не вернетесь?
— И мои сыновья с дружками из местной детворы уносились верхом далеко в степь и устраивали там скачки!..
— Они еще в таком возрасте, когда родителей не покидают. Но стоит вам выехать вместе, вы будете тотчас возвращены в аил.
— Неужели они посмеют? — спросила Одатида, сурово сдвинув брови.
— Посмеют, моя госпожа, — кивнул Антик и потупился, будто и себя считал в этом виноватым. — Если завтра или послезавтра Спитамен не вернется, они отвезут к Искандару ваших детей…
— Чтобы ценой их жизни умилостивить Двурогого дьявола?.. О Создатель, известно ли тебе обо всем этом?.. — воскликнула Одатида, воздев руки кверху, а потом закрыла лицо ладонями и сникла, ее плечи, накрытые вязаной шалью, дрожали.
Антик стоял, переминаясь с ноги на ногу, смущенный и растерянный: он впервые видел госпожу плачущей.
Наконец, взяв себя в руки и успокоясь, Одатида сделала жест рукой и спокойным голосом сказала:
— Ступай, Антик. Мне надо хорошенько подумать, прежде чем на что-то решиться…
— Только учтите, госпожа, у нас очень мало времени, — сказал Антик, отступая к двери.
И как только он повернулся, чтобы выйти, Одатиде вдруг сделалось страшно. Ей было страшно оставаться одной.
— Антик! — позвала она, а когда он вернулся, спросила: — Скажи, Антик… почему ты до сих пор служишь моему мужу, тогда как многие из тех, кого он считал близкими друзьями, давно его покинули?..
— Моя госпожа, я служу не ему, а вам, — сказал Антик, глядя ей прямо в глаза, и она впервые отметила, что взгляд у него околдовывающий, способный растворить волю женщины.
— Мне?.. — с удивлением спросила Одатида, коснувшись рукой груди. — Нанимала тебя не я… Спитамен ведь давно не платит тебе ничего. Ты давно мог уйти от нас…
Антик, не сводя с нее глаз, отрицательно покачал головой:
— Не мог.
— Почему? — вырвалось у нее.
Лицо Антика покрыла мертвенная бледность, ресницы его задрожали, и он, делая над собой усилие, медленно произнес:
— Я люблю вас… Как раб может любить свою госпожу… а пес своего хозяина…
У Одатиды словно арканом перехватило горло, и она не смогла бы произнести ни слова, если бы даже захотела. Она не знала, как поступить и что сказать. Разгневаться и прогнать его?.. Но зачем притворяться, если она не испытывает к нему ни капельки гнева? Скорее наоборот, у нее было ощущение, будто в ненастье проглянуло сквозь облака солнце и коснулось ее светлым теплым лучом.