Тошнит. ЕГО кисти не дают упасть на пол и гладят по спине. Прихожу в себя, но мне все еще слышится посторонний голос в голове.
НАМ плохо от пережитого.
Внутри вязко от боли и страха. Эта субстанция топит остальные чувства, и МЫ ощущаем себя еще более чужеродными этому миру.
Нужно время для понимания: это не наши эмоции, они принадлежат окружающим нас людям. Владу, Стасу, Рексу и еще пяти выжившим чьи имена не интересуют НАС.
Отстраняемся от чужих эмоций и ощущаем скорбь. Верно, это то что мы должны чувствовать – боль за умерших. Она – наш верный спутник. Мы не имеем права заслонять печаль страхами и болью, ненавистью и желаниями. Страсти не то ради чего мы вернулись в этот мир.
— Что это было?!! — запоздалая истерика Рекса.
— Амальгама, — отвечает на его вопрос Стас. Хотя больше похоже, будто он говорит сам с собой. — Максимально большое слияние которое мы наблюдали – десять человек. Но эта гигантская амальгама, поразительна. Если бы только удалось понять причину подобного образования…
Своими изысканиями ученый ломает выдержку Влада и получает быстрый и точный удар по лицу. Образуется короткая потасовка.
Люди бьются на два лагеря. В зависимости от их отношения к ученому одни пытаются оттащить солдата, другие подначивают побить Стаса. Они не прочь скинуть напряжение подобным образом.
Стою в стороне и наблюдаю эгоистичные манеры общения людей. Их способ договориться требует крови, которая стекает по разбитому лицу ученого и капает на пол. Она приносит удовлетворение. И люди успокаивают свою жажду крови.
Земляне жестокие. Амальгамы несчастные. МЫ печальные. ОНИ не ведающие горя страдающие дети.
Смотрю на свои руки. Бледны, решены тепла, мозолей и вен. Словно фарфоровый инструмент чисты. Они похожи на руки людей, которые так спокойно причиняют боль. Способны ли мои руки так же как руки людей нести боль?
Возможно. Но я постараюсь этого не допустить. МЫ постараемся.
Перевожу взгляд с рук на шахту лифта освещенную алыми огнями и ощущаю новое трепетание интуиции. Она говорит: уводи людей, ваши страхи почти догнали вас.
— Нам надо идти, — я прерываю людские споры надломленным голосом. При этом не отрываю взгляда от алой глотки шахты.
Любопытство заставляет ближайших к шахте людей задрать головы. И в испуге шарахнуться. В шахту уже ползет амальгама.
Черная жижа живой тварью извивается в танце отсеченных рук. Они вытягиваются вперед, кости прорывают плоть и скрипят об метал.
Идти поздно, меняю точку зрения:
— Нам надо бежать!
В шахту летит крупнокалиберный разрывной снаряд. Его берегли для особого случая, и он наступил.
До взрыва успеваем отбежать за поворот, но все равно волна обжигает и заставляет пасть под ее жестоким давлением. Людей защитила одежда и броня, а МЫ, похоже, не можем получить серьезных травм подобным образом. Ни ожогов, ни ссадин. Впервые задаюсь вопросом о НАШЕЙ материальности. Вернее, о ее проценте.
Позади нас куча балок, металла, покорёженные детали. Шахта изогнута и завалена, но в ней все еще кто-то шевелится. И этот кто-то упорно хочет нас.
Кажется, я слышу голос:
«Присоединяйся. Присоединяйся к нам! Не оставляй нас! Мы одиноки! Одиноки! Спаси нас! Слейся с нами!»
И вновь слезы. Начинаю злится на НАС за чувствительность и на себя за способность показывать чувства.
— Простите, но мы не можем сделать вас счастливыми, — отвечаю шёпотом.
«Тогда мы покажем наше счастье. Мы поделимся им. Мы сделаем вас счастливыми. Мы сольемся с вами.»
Тонкая длинная нить скользит из-под завала – соединение сотен пальцев. Перебирает обломанными ногтями, как паук лапками. Торопится, вытягивается, тащит за собой длинного червя из локтей. На конце червя ладонь с глазом.
В ход идет граната малого радиуса, распыляющая вокруг себя горючее вещество. Но амальгаму гибель части себя не останавливает. Из-под завала вылезают еще четыре аналогичных существа. Все вместе они тянули из покореженной шахты что-то крупное. Уже слышно хриплое дыхание и скрежет костей по металлу.