— Ты… ты… Что ты такое?
Не такого вопроса я ожидала. Честно говоря, я не ожидала вопросов вообще. Думала, это будет моей прерогативой: спрашивать и узнавать, познавать новое и вспоминать старое.
Шевелю губами, будто знаю ответ. Поджимаю их, не в силах облечь мысли в слова. Погружаюсь в себя и спрашиваю ЕГО. Мы в затруднении ответить. Мотаю головой и морщу лоб. Нам даже думать о НАС сложно.
— Что ты такое? — повторяю его вопрос.
В этот раз слышу свой голос. Он идет из горла: холодный, не такой резкий, но также неприятный. В голову ударяет ассоциация с попугайчиком – птица тоже бездумно повторяет, но в отличие от нас не учится.
— Я? — мужчина не ожидал ответного вопроса, он даже ответа не ждал. Всё думал о нашей неразумности и невозможности. Будто мы бред. — Я человек.
Улыбаемся. Мы смеёмся. Очень неприятный и пугающий звук сдвоенного голоса.
— Человек? Есть ли у тебя «Я», человек? Кто ты, человек?
Мужчина немного расслабился. Несмотря на неприятный голос с ним вели диалог, а значит, не собирались убивать сразу. Такие мысли отпечатались на его лице.
— Солдат. Служу на этой станции уже пять лет. Мое имя Влад. В общем, всё.
Ответ нас не удовлетворяет.
— Ты – это твоя должность и имя? Как странно, — моя голова вновь чуть наклоняется в бок, и её подпирает ЕГО рука.
— Может, и странно, — соглашается Влад и вновь задает ранее озвученный вопрос: — Скажи, кто ты?
— Мы! Здесь есть МЫ. Но мы не можем ответить. Мы ещё не знаем ответа.
Мужчина тоже остаётся неудовлетворённым нашими словами, как и мы его. Он даже не знает, как реагировать на услышанное. Пользуясь его растерянностью, я спрашиваю:
— Почему это место такое? Не такое, каким я должна его помнить. В нём совсем нет… жизни.
Реакция мужчины была странной.
Он едва не подскакивает на больничной койке. Впивается взглядом в меня и шепчет:
— Ты помнишь?
О чем я-мы должны помнить, не успеваю узнать, в загороженную шкафом дверь кто-то скребётся. Громко, будто распарывает когтями обшивку. Шкаф качается.
Мы замираем в ожидании и слышим, как Влад ищет оружие. Мы не брали никакого оружия. Я вспоминаю о существовании орудий защиты, но не вижу в его наличии смысла. Постепенно растёт уверенность в бесполезности холодного и огнестрельного оружия против существа за дверью.
Нечто скребётся, шкаф качается, человек паникует, а мы спокойны.
Возле меня парят трехпалые холодные бледные кисти. На мгновение я уплываю в себя, стараясь понять: неужели это всё, что от НЕГО осталось. Как печально.
Из-за своей невнимательности пропускаю момент, когда валится шкаф и нечто опасное проникает в медкабинет. Оно сбивает меня с ног и разевает уродливую пасть, из которой капает чёрное. В существо впиваются ЕГО кисти, но оно уже склонилось в желании оторвать клок моего лица. Ощущаю зловонное дыхание, вижу глубину пасти, но зубы существа скребут по чему-то твердому и не причиняют мне вреда.
Бью головой. Оно скулит. Кисти уже подняли существо с меня и прижали его к полу.
Встаю, успокаивая дыхание. Ощущаю, как руки дрожат, ощупывая лицо. Нет, кисти были не единственным, что от НЕГО осталось. На моём лице нечто холодное и гладкое, с разрезами для рта и глаз. Оно легко снялось и дало себя рассмотреть.
Маска. Такая же белая и гладкая, как кисти. Сразу понятно, что они принадлежат одному и тому же существу. Выражение лица маски кажется болезненным оскалом. Так бывает, когда кто-то улыбается через силу, когда в голове уже царит безумие.
Мы многое пережили, даже если пока не помним об этом.
Прислоняю маску к голове справа, и она пристает, будто измазана клеем. Теперь я ощупываю свое лицо. Оно… мягкое. Как и мои руки и тело.
Напавшая на нас тварь скулит. И я переключаюсь с изучения НАС на неё.
Существо похоже на собаку, насколько мне подсказывает память. У него четыре лапы, две руки, одна голова, и всё это покрыто густыми чёрными волосами. Челюстей у него четыре, и они раскрываются как лепестки цветка. Глаз восемь, все немного отличаются друг от друга и смотрят в разные стороны.
Почему-то мне становится плохо от вида этого существа, и я отворачиваюсь. В отличие от меня ОН смотрит с любопытством. Когда ОН начинает разрывать существо на части, я ему не мешаю, испытывая брезгливое любопытство.
Лужа черноты растекается у ног.
— Это мерзко, — говорю.
ОН отвечает. Вновь этот бьющий по ушам скрежет, как если бы нечто пыталось пробраться в наш мир через подпространство. Затем тишина – и голос начинает звучать лишь в моей голове.