«Я Кара. Мы – КАРА.»
ОН смеется. ЕМУ примерка имени кажется глупой. Но раз такая мелочь делает часть сущности счастливым, ОН не видит смысла противится.
МЫ – Кара. Пусть ненадолго это будет нашим именем.
Мои глаза закрыты, но я вижу мир ЕГО глазами.
Люди – огни, окруженные тенями, ходят взад-вперед по коридорам и комнатам. Стены – тонкие мешающие преграды, через ближайшие все видно. Особенно Стаса, его огонь возбужденный и опасный, он готов сжечь хозяина дотла. Огонь Влада другой: напряженный и низкий. Хозяин полный сомнений и сожалений. Другие огни так же выделяются напряжением, а поверх этого страхом. Некоторые горят надеждой. Рекс – в панике, его поставили охранять дверь.
НАШ огонь отличается от их. МЫ не можем увидеть его, но я чувствую исходящее из груди тепло. Он состоит из двух душ: два пламени разных цветов, гармонично выплетающих узорную вязь. Они танцуют приватный танец единения, неспособные смешать краски и стать полноценным сплавом. Наверное, красиво.
Внезапно МЫ видим новый огонь. Тот самый – золотой. Он появляется буквально из ниоткуда и застывает посередине комнаты.
Так хочется повернуться к нему, объять, притянуть и не отпускать. Но нельзя. Еще рано.
Золотой огонек подплывает ближе, греет мягким светом и вновь растворяется. Также неожиданно как ранее появился.
***
— Стас, нам надо поговорить, — Влад вошел в смотровую и непроизвольно посмотрел через стекло на спящую Кару.
— О чем? — ученый не желал отвлекаться от экрана и потому даже не взглянул на солдата.
— О Каре. Ты правда можешь отделить от нее монстра?
— Это возможно, — ровным голосом ответил Стас.
— И ты точно уверен, что она не может помочь нам остановить амальгам?
— Да, я в этом уверен. Ты же сам видел. Все что она может это убить их. А с этим мы и сами справляемся. Разве нет?
Влада подмывало спросить о портале, но он сдержал язык за зубами. Опасаясь реакции ученого. Ему нужны были свободные руки, а не кандалы и круглосуточный присмотр.
— Так что ты собираешься сделать?
— Увидишь. Уже почти все готово.
— Хорошо, — Беспокойный взгляд метнулся к спящей женской фигуре. Влад как мог изобразил удовлетворение, прикрывая им страх. — Так что будет дальше?
— О чем ты?
— Об амальгамах, о станции, о выживших, в конце концов. Что будет со всеми нами?
— Хорошо все будет, — пообещал ученый. — Если мы сможем разделить Кару и паразита, то представим это центру как способ лечения. Карантин сразу не снимут, но на станцию пришлют помощь.
Стас говорил уверенным голосом, но Влад был убежден: он лжет. Вернее, не собирается ничего из сказанного выполнять. Его интересовали другие вещи, и он собирался воплотить в жизнь свои задумки. При этом Стаса не интересовали побочные жертвы.
Жаль, но сопровождающие их солдаты не знали этого человека так хорошо, как Влад. Они не поверили бы в подобное без доказательств. На поиски доказательств нет времени, как и нет времени вдалбливать факты в головы вооруженных людей. Вот-вот должно было произойти нечто, что перевернет ситуацию с ног на голову.
Немного ранее Влад нашел трех сторонников, верящих в способность разумной амальгамы спасти их. Пусть они ему и не целиком поверили, и могли предать в любой момент, все же Влад был рад хоть какой-то поддержке. Ведь та кто поддерживала его ранее больше не могла с ним быть. Она лежала в забытье, и сама нуждалась в помощи.
Все что мог солдат уже сделал. Единственно что его останавливало от убийства Стаса – это Кара, которая желала течь по течению.
Через час Рекс открыл дверь комнаты наполненной газом. Он трусливо мялся на входе и не решался войти вслед за солдатами несущими спящую амальгаму. Затем шел следом по коридорам, трясущимися руками держал оружие и жалел, что навязался в это путешествие.
Женщину положили в центр аппарата, который занимал одну комнату целиком. Очень большая машина напоминающая барабан стиральной машины. Барабан состоял из десятков неперекрещивающихся друг с другом ободков. Они смещались, окружали и казалось будто комната — это металлическое яблоко с накинутой поверх нее полосками срезанной кожурой.
Дверь закрылась, ободки барабана закружились – машина включена.
Далее претворятся Каре не имело смысла, и она поднялась с пола.