Вот, что Мы увидели.
— Зачем?
— Удивлен вопросом, Кара, — Стас касается раны на груди и морщится, будто ещё может что-то испытывать помимо сосущей пустоты. — Ради науки, конечно же.
Его вечное оправдание экспериментов любой жестокости. Удивительно, но было время, когда Кара безоговорочно велась на подобную чушь. Она бы и сейчас попыталась найти оправдание другу, просила бы его одуматься, отпустить несчастные души и найти новый путь.
Что ж, отчасти мы все та же Кара, и хотим уладить дело мирно. Ведь перед нами не безумная амальгама, а разум, способный понять и принять чужую точку зрения. Единственное – пугало осознание, что разум людей может быть безумным.
— Стас, прошу тебя, остановись! Пока не поздно, и не пострадало больше невинных душ!
В ответ ухмылка уверенного в своей правоте человека:
— Остановиться, когда я в шаге от величайшего открытия? Когда человечество вот-вот готово получить то, к чему оно так долго стремилось? Неужели ты думаешь, что я посмею затормозить во имя морали и принципов, которые придумали жалкие трусливые людишки?
— Не ради этого, — внутри нас сжимается ком понимания: добровольно Стас не сдастся. — Не ради людей, не ради Гостей. Ради себя. Пока ты ещё можешь сохранить то не многое, что делает тебя человеком. Во имя этого, остановись!
Как жалки наши попытки, и смех Стаса подтверждает это.
— Ты слепа в своей вере в лучшее, подруга.
— Я не твоя подруга. Ты не спас её. И мы не понимаем цели, ради которой приносятся в жертву тысячи. И она не понимает.
И снова смех. Он возбужден и счастлив. Слеп и полон безумия. Этот человек потерян, как и амальгамы, для него нет спасения. Я больше не могу оправдывать его, говорить, будто Стас не понимает, какое зло творит. Всё он понимает. Его жестокости нет оправдания.
Приходится принять Стаса таким, какой он есть. Честный с собой и лгущий окружающим, этот безумец выкопал себе могилу. Наша задача в неё его уложить.
Не нужно больше тратить слов. Стас их всё равно не слышит.
Не в характере Гостей идти в бой, но в характере людей затевать войны. И побеждать.
Влад ушёл далеко, и больше нет смысла сдерживать амальгаму. Как и сдерживаться.
Плоть летит во все стороны. Но это не убивает гигантскую амальгаму. Каждому куску достается по искре, и они ползут на поиски добычи. Отползают не далеко.
И Мы, и Стас не ожидали от Влада подобной жестокости. С потолка полился огонь – экстренная мера очищения зараженной лаборатории. Закрываюсь щитом рук и остаюсь невредимой, в отличие от амальгамы, чей пепел оседает на пол. Огни душ и искры гаснут, словно ярко взорвавшийся фейерверк. Обретают покой.
Что ж, значит, до терминала Влад добрался.
Стасу дождик из зажигательной смеси и огня тоже не пошёл на пользу, однако не убил. Обнажил то, чем стал человек: на его месте расцвел чудовищный бутон.
Как и для Нас, для него тело перестало иметь значение – просто оболочка, скрывающая до поры суть. Обнажая скрытое, оно лопнуло от жара как яйцо в микроволновке и вылилось, скручиваясь в плотный дымящийся комок белка. Три плотных белых лепестка и Стас – корень зла.
Больше всего защитники Стаса напоминали стекающий с палочки зефир: полужидкий и сгоревший по краям. Нечто среднее между расплавленным первым добровольцем и амальгамой.
Белые лепестки приняли более или менее человеческую форму и воззрились на Нас провалами глаз. Подобия ртов растянулись в недоброй ухмылке, а ответвления рук разошлись в стороны, имитируя пожатие плечами: Вы нас раскусили, довольны?
Нет.
Стас продолжал ухмыляться. Наблюдал, как его белые копии окружают Нас.
Слуги ученого, они же его клоны, предстали воистину устрашающим монстром. Не в плане внешности, а со стороны душевных сил. Стас использовал пойманные в себя души как компьютер оперативную память – они усиливали и без того сильную душу бывшего человека.
Нас трое против него одного, могучего рабовладельца. И трех существ, дистанционно управляемых ученым.
Прислушавшись, мы слышим, как просят пленённые души о свободе или покое: созданные вольными птицами, они буквально ломаются на части, сжимаемые путами чужой власти. Пожалуй, это даже страшнее чем гигантская амальгама. Те несчастные хотя бы сходили с ума, умирали и не мучились.