— Только не говори, что собираешься мне угрожать, — мужчина не сдержал улыбки, хотя это и правда было смешно, на свой счет я не заблуждалась и прекрасно видела, что у нас разные весовые категории.
Я ведь не сумасшедшая, чтобы вступать в прямую борьбу со столь умелым противником, лучше воспользоваться старыми добрыми методами славного партизанского прошлого страны, в которой родилась и выросла. Это намного эффективнее, чем биться головой об стену в надежде переломить ситуацию.
— Сам-то понял, что сказал? Какие еще угрозы, у меня и мыслей не было, я просто собираюсь предложить тебе взятку.
Вот чего Вернер не ожидал, так именно этого, причем я сказала это таким будничным тоном, словно ни на минуту не сомневалась, что он согласиться. Великий комтур сощурился, поглядывая на меня искоса, и спросил с напряженным интересом:
— И что ты хочешь предложить? Золото, информацию? Прости, большего предположить я не могу, с фантазией беда.
Я оценила его тактичность и правда, у меня не было ни того, ни другого, ни даже третьего. Но в тоже время, то, что имелось, было сейчас гораздо ценнее всего остального.
— Давай обойдемся без пошлостей.
— А давай, — он с готовностью кивнул и наклонился ко мне, перегнувшись через стол, — тогда ума не приложу, что ты хочешь предложить?
Я развела руками и улыбнулась:
— Себя.
Реакция Вернера была не однозначной, он резко отпрянул, словно всерьез опасался, что я тут же накинусь на него с недвусмысленными намерениями, хотя этого у меня и в мыслях не было. Как уже было сказано, у нас слишком разные весовые категории, такие люди редко сходятся. Пришлось спешно убеждать его, что он неправильно обо мне подумал:
— Что ты так затрясся? Честно говоря, не думала, что это так тебя испугает, с виду ты кажешься более мужественным. Тем более что предлагаю я себя не тебе.
Вернер окончательно запутался, но выглядел донельзя заинтригованным:
— Это все упрощает, но тогда кому?
— Вернер, ты плохо соображаешь, тебе точно нужно срочно отдохнуть, так недолго и до срыва себя довести, кто тогда за Орден будет отвечать? Я хотела предложить тебе свои услуги в осмотре Великого Магистра, вполне возможно, что я смогу что-то сделать для него. Конечно, пока я не знаю, что именно с ним случилось, что он несколько месяцев не встает с постели, но вдруг мне удастся помочь?
Вернер хотел сказать что-то обидное, я видела это по его блеснувшим глазам, мол, не тебе, девчонке, соперничать с мировыми целителями, а другие вряд ли были допущены к Отто. Но все-таки сдержался, видимо вспомнил, что в моем мире лечение людей было поставлено на поток и во многих случаях достигало положительного результата. А здесь смертность фиксировалась в четырех случаях из десяти. Чаши Сангреаля у меня уже не было, с ее помощью я смогла бы исцелить любой недуг за несколько минут, но и мои знания ведь тоже что-то, да стоят. И комтур об этом прекрасно знал. Наверное, уже влез в мои работы, подготовленные к комиссии в Ассоциации, и все подробно изучил.
Я поставила его в очень неудобное положение: с одной стороны у него появился маленький, но все же шанс помочь своему учителю, с другой я повела себя ужасно, фактически торгуясь с ним жизнью близкого человека. Идти в таком случаю на поводу, означало бы, что он поддерживает подобные методы, а это не про Вернера.
— Ваши целители говорят что-то определенное?
Вернер задумчиво пошевелил губами, не издавая ни звука, а потом пробурчал:
— Они не знаю, что с Отто, у него повреждены практически все внутренние органы, даже глаза начали стремительно слепнуть.
Звучало жутковато, но это могло быть все, что угодно и притом, вполне поддающееся лечению.
— Но хоть какие-то прогнозы они дают?
Лицо рыцаря окаменело:
— Дают. Говорят, что еще несколько недель протянет, а потом надо готовиться к передаче полномочий.
Чувствуя себя последней сволочью, я заявила:
— Ну, тем более, ты ничего не теряешь. Дай мне возможность просто его осмотреть, ваши целители могут только на энергетическом уровне определить, что происходит, но не поймут причин. Вдруг не все так страшно?
— Ты считаешь это этичным? — вдруг вырвалось у него, — сначала сидишь, рассказываешь о том, как ты мечтаешь помогать людям, при этом пытаясь убедить меня в своей бескорыстности и честности, а сама, едва почуяв выгоду, пытаешься обозначить цену за свою помощь? Не знаю, как ты смогла обойти Оракул, но это уже слишком.
Чего-то подобного я и ожидала от своего старого знакомца. Вот только пронять меня всеми этими красивыми, но пустыми словами уже было трудновато.
— Только не надо высокопарных изречений. Оставь это для своих учеников, хорошо? Терпеть не могу ярых моралистов, особенно когда они начинают учить меня жизни. Нельзя быть столь категоричным, кроме белого и черного в мире существует масса других оттенков.
— То есть, ты сейчас не манипулируешь моим желанием помочь Отто? — не поверил мне Вернер, на что я потрясла указательным пальцем прямо перед его носом:
— Именно твоим желанием я и манипулирую, но никак не жизнью Магистра, а это две большие разницы.
— И в чем же?
Вот репей, а все почему-то именно меня считают приставучей, хотя хватка комтура гораздо более сильная, чем у меня.
— Давай лучше поговорим о тебе, — не повелась я на провокацию, — чем лучше ты, который из-за своих личных убеждений готов отказаться от реального шанса на спасение Отто? Почему бы не поступить честнее и не спросить самого Магистра или хотя бы других его учеников, что они думают по поводу этого?
Вернер отчетливо застонал, переспорить ему меня вряд ли удастся:
— Ну почему ты все время извращаешь то, о чем я говорю? И все время умничаешь?
— Смысл извращать то, что само по себе и является извращением? — удивилась я подобной реакции и скромно добавила, — и почему бы не блеснуть умом, когда это удается? И вообще, помнишь десятый пункт Кодекса?
Великий комтур колебался, но не потому, что я намекнула ему на личные претензии к моему стилю ведения переговоров, а потому что ему на самом деле хотелось помочь Магистру, и он боялся испытать ложную надежду, ведь я не всесильна, вполне могу осмотреть Отто и подтвердить слова признанных целителей. А там уже ему ничего не останется, как смириться, а это страшнее всего, когда уже не на что рассчитывать.
— Помни о грации, это умение рыцаря реагировать на изменения, надо быть готовым к ним, настолько гибким, чтобы не сломаться. И не путай, я не говорю о том, чтобы прогибаться, имея в виду именно гибкость. Так будь же гибким, Вернер, тем более я не требую чего-то сверх возможного, а только того, что принадлежит мне и так по праву. А то получается, что, когда тебе надо ты можешь быстро изменить свои принципы, и порядок проведения испытаний меняется вслед за тобой. А когда тебе выгодно, ты сразу вспоминаешь про то, что плохо, что хорошо. А по сути, именно мои цели в итоге благороднее твоих желаний.
— Хорошо, — прошипел мужчина.
Не ожидая, что он не попытается даже оправдаться, я опешила:
— Что?
— Пусть будет так, — повторил Вернер и на этот раз куда более уверенно, — видимо сама судьба толкает меня на этот шаг. Ты получишь возможность для осмотра Великого Магистра, но имей в виду, если он не поправиться, ты и близко не подойдешь к Ордену и будешь искать иные способы получить желаемое, поняла?
Комтур не шутил, он хотел от меня железных гарантий, что я сделаю все, чтобы помочь Отто. Он почему-то думал, что если указать мне такие рамки и поставить под вопрос все будущее, то я буду больше стараться. И, честно говоря, меня это сильно обидело: я в любом случае бы постаралась для Магистра и сделала все возможное и невозможное, чтобы он встал на ноги и без всяких угроз в свой адрес. Даже больше: если вы Вернер сейчас не согласился на мои условия, я все равно бы постаралась попасть к Отто и что-то сделать, вот только Вернер, после своего заявления, об этом не узнает. Пусть теперь мучится, думая, что пошел на сделку с дьяволом. Совесть — это личный ад каждого из нас, судья эффективнее того, кто служит Фемиде.