Самаэль растерянно улыбнулся. Крыть было нечем, он и сам это понимал, поэтом не спешил кидаться обещаниями. Зная, что сейчас я все равно ни во что не поверю.
— Я попробую больше не разочаровывать тебя.
— А я постараюсь быть благодарным слушателем, — вынуждена была ответить я.
В голове вертелись совсем другие слова, но не портить же себе день свадьбы? Синигами что-то почуял и привлек меня к себе, после чего мягко коснулся быстро бьющейся венки на шее.
— Может, ты наконец поцелуешь меня? Хочется наконец понять, не совершила ли я фатальную ошибку, выйдя замуж за кота в мешке…
— А я все ждал, когда ты меня об этом попросишь…
— Вот наглец, тебя еще и уговаривать надо? — возмутилась я, замечая, что видеть и правда стала четче, а краски словно стали более контрастными.
Он приблизи свое лицо к моему, так, что я чувствовала горячее дыхание и по спине ползли мурашки в предвкушении чего-то неизведанного.
— По правилам первая брачная ночь может состояться только в пределах Ледяного озера, иначе наша связь может разорваться. Только там брак будет считаться заключенным по всем правилам.
Вот теперь я понимаю почему так довольно ухмылялся Гаспар, когда я подхватилась и побежала на поиски жениха. Он прекрасно знал обо всех нюансах. В памяти всплыло письмо, которое мне прислали накануне, и я похолодела. Будь у меня меньше принципов, то моей личной жизнь пришел бы конец!
— Что случилось? — уловив изменения в моем настроении. Эль насторожился, — только не говори, что ты завтра не собираешься отправляться со мной в наш клан.
Собравшись с духом, я смело посмотрела ему в лицо, избегая прямого столкновения взглядов и выпалила:
— Конечно нет, как ты мог такое подумать!
— Ну разумеется, — иронично улыбнулся синигами, — именно потому произошла такая заминка в голосе, и ты испытываешь странную неловкость. Не знаешь, как выразить свою радость? Из академии нас исключили, твоя Ассоциация рукоплескала стоя после выступления и теперь ты можешь практиковать свое врачевательство, где и когда потребуется.
Я молчала, слегка насупившись. Все было именно так, как он сказал. Так долго готовилась в сбору Ассоциации врачевателей, собирала материала, разрабатывала проникновенную речь… А в итоге мне помогло появление Гаспара, правой руки Великого Инквизитора. Он заявился на собрание в скромном костюме светло-серого оттенка, похожий на безликого клерка какого-нибудь мелкого банка. Но стоило ему невзначай обронить, что Святая Инквизиция полностью поддерживает молодого исследователя в моем лице, как отношение самодовольных магов изменилось. Они больше не перебивали меня, пытаясь изловить на выдумках и вранье. Не закидывали десятками глупых вопросов, совершенно не относящихся к методам хирургического лечения. Из клоуна доброй воли я превратилась в вестника невероятных откровений. Надо ли говорить, что они приняли все, что я им говорила? Было достигнуто то, к чему я шла долгое время: снять запрет на операции и манипуляции с кровью. Только особого удовлетворения я не испытала.
До тех пор, пока вчера, перед самым началом моего вынужденного заключения в спальне и подготовке к свадебной церемонии, я не получила письмо из академии. Ректор аз-Зайтуна предлагал мне вернуться. Но не в качестве курсантки, а как заведующая экспериментальной лабораторией. Там я и десятки других врачевателей могли бы заняться отработкой навыков, обучением молодых кадров и поиском новых решений. Браться за самые тяжелые случаи, когда на местных магов уже нет надежды и пытаться сделать невозможное, прославляя аз-Зайтун. В качестве подачки, хотя на вряд ли руководство академии хотело, чтобы это выглядело именно так, скрываясь под маской жестов доброй воли, мне предложили восстановить Самаэля в правах и принять на новый учебный год. Бесплатно. Я была счастлива, что меня оценили, оказывается мне не хватало именно этого. Но больше всего радости я испытала, когда писала ректору ответ.
— И что же было в том письме? — Эль не стал скрывать свое недовольство, видимо боялся, что я помчусь в Сатамашто.
Он еще спрашивает? Как будто я проглочу, что нам кинули кость, будто бродячим голодным псам, словно у нас нет никакого самоуважения? О, я помню, как сейчас вид той тухлой вареной морковки, которую впервые увидела в день зачисления в аз-Зайтун. Для меня ничего не поменяется, даже если вместо того рациона начнут подавать лобстеров.
— Ничего особенного. Поделилась самым популярным маршрутом в моей стране, — буркнула я, — они давно напрашивались, чтобы им указали адрес.
Самаэль тут же расслабился, из глаз ушла обидная тревога.
— Значит, завтра мы сможем вернуться домой?
Я счастливо прищурилась и потянулась к нему, слегка приоткрыв рот. У меня еще никогда не было такого места, которое можно было бы так назвать. А еще я никогда не испытывала такую сладкую беспомощность перед мужчиной, с которым время не замирало, нет. Оно неслось с бешенной скоростью, заставляя крепче впиваться в его губы, будто дальше них больше ничего нет. Оторваться, значит умереть от нехватки воздуха и чувства, что сердце вот-вот разорвется… Хмель ударил в голову нам обоим, но знание, что это сейчас повредит, заставлял дрожать в страстной муке и… держаться.
— Скоро я познакомлю тебя со своей семьей, думаю, тебе понравятся мои родственники… — прошептал супруг, когда именно он нашел в себе силы прекратить сумасшедшую тягу друг к другу и я, дуясь на весь мир как ребенок, через некоторое время пригрелась у него на груди и затихла.
Говорить, что на его отца и одну из старших сестер я успела насмотреться, не рискнула. Мало ли, вдруг он собирался это сделать в спокойной обстановке, а не так, как получилось у меня? Черт, старшая сестра…
— Эль, а давай вернемся в зал, а то боюсь нам ничего не достанется из богатых продуктовых запасов моего отца? Раз уж брачная ночь откладывается на несколько дней, а сидеть здесь в темноте, только дразнить друг друга…
По-моему, ему было уже все равно, куда идти и что делать. Все, чего он хотел, уже получил. Впрочем, как и я. Надо только выпустить сестру Эля из-под ареста и попытаться убедить, чтобы это осталось, между нами. Не хочется открываться перед свекром с самых непредсказуемых моих сторон. Пусть еще немного повисает в облаках беспечности и сытой жизни.
На перекрестье галерей, где коридоры расходились в разные стороны, я повисла на руке супруга и просительно прошептала:
— Я быстро сбегаю до спальни, переоденусь и присоединюсь, хорошо? А то в этом наряде боюсь совсем замерзнуть…
Эль улыбнулся одними глазами и сделал над собой усилие, чтобы отпустить мою руку. Получилось не сразу, раза с третьего и то, мне пришлось вмешаться и буквально отпрыгнуть. Надеюсь, что это последний раз, когда я вынуждена что-то скрывать от него.
— Передай Лерою и Ядвиге, что скоро я начну готовиться к их свадьбе. У меня на Родине принято дарить подарки по такому случаю, так что никто из них не отвертится!
— Может, не стоит? — Эля ощутимо передернуло от мысли, куда может завести моя фантазия в плане подготовки сюрприза, — все-таки торжественный ужин в самом разгаре. Не знаю как у них, но у меня бы аппетит после таких заявлений точно бы ухудшился.
— Много есть вредно.
Когда супруг все-таки развернулся и двинулся в сторону зала, я со всех ног полетела освобождать его сестру. Надеюсь, она не слишком на меня зла?
— Ай…
Было ощущение, что я налетела на камень, не понятно, как возникший на моем пути. В глазах потемнело, и я упала бы навзничь, если б чьи-то сильные руки меня не подхватили и не прижали к стене.
— Замужней женщине не пристало носиться по коридорам, — насмешливо пропел над ухом знакомый глубокий бархатистый голос.
Вернер, не верю! Я широко распахнула глаза и не смогла сдержать улыбки: отец Ральфа, с легкой кольчуге надетой на ярко-синее сюрко, стоял напротив меня. Никаких суровых взглядов, холодности, которую он всегда призывал в моменты нашего общения, только легкая ироничная полуулыбка и радость от встречи.