Разговаривать о своей жизни мне не хотелось, я не имела привычки выкладывать всю информацию первому встречному, поэтому спросила прямо и без стеснений:
— Вы кто такой?
Серо-голубые глаза собеседника маслянисто блеснули:
— А я разве не представился? Мое имя Раймунд Тулузский, граф Лангедлока, что находится в Южной Франкии, моя семья всю жизнь положила на борьбу с суровыми методами работы Инквизиции. Нам никогда не нравилось, что они суют свой нос в дела практически всего мира, для этого есть Орден, оплот закона и порядка. Так что, когда всплыла ваша персона и мы узнали, что Инквизиция присматривает за вами так же, как и Верховный Магистр, мы не могли не наблюдать за вашей жизнью. Теперь понимаете мое восхищение? Вы так ловко отделались от назойливой опеки кардиналов, что навеки покорили мою семью.
Честно говоря, я ничего не понимала, но имя мне было очень знакомо и когда мне удалось понять, откуда именно, то едва не вскочила на ноги:
— Раймунд Шестой, тот самый?
— Меня иногда так называют, — мужчина продолжал улыбаться, но уже с изрядной долей настороженности, — но откуда вы?..
— Не берите в голову, — тут же махнула я рукой, — просто в моем мире был такой суровый мужчина и он боролся с Ватиканом, прямо как вы сейчас с Инквизицией… Так что там с Оракулом? Признаться, я не поняла, мы все только что прошли испытание или вы пошутили?
— Да, Ярослава, всего четверо соискателя из доброй сотни претендентов прошли через испытание Оракулом, — спокойно подтвердил Раймунд, — сидя в этом помещении уже много часов, мы слышим, как те, кто не смог справится, уходят через другую дверь. Многим не повезло.
— Не четверо, а трое, — недовольно проворчал кто-то, услышав, о чем мы говорим, — господа, не будем же мы всерьез считать эту девушку за одного из нас?
Слушая эти провокационные разговоры, я могла только сидеть на своем месте и улыбаться. Какая уже разница кто и что думает по поводу моего нахождения здесь, это уже ни на что не влияет. Я слышала уже много подобных слов в свой адрес, чтобы успеть стать равнодушной ко всему этому. Главное, мое личное отношение к Ордену и желание присоединится к рыцарской касте, а плевки — так это все от бессильной злости и зависти, хуже, если бы никто вообще не реагировал на мое присутствие.
— Не «не повезло», а не достойны! — буркнул взрослый мужчина с плоским лицом, — Оракул хоть и изменил форму испытания, но он все равно никогда не ошибается и избирает только достойных. За последние шесть лет только восемнадцать соискателей из двадцати тысяч испытуемых, были допущены до торжественного возведения в рыцари Ордена Солнца, поэтому, если Оракул решил, что она лучшая, значит, это должны принять и мы.
Это было сказано таким уверенным тоном, что спорить с говорившим никто не решился, ну и, конечно же, я тоже не стала этого делать, не мои это разборки. Жаль, что Оракул общался только с кандидатами в рыцари, потому что если бы через него проходили все, кто желает вступить в ряды Ордена, то может, среди храмовников не было бы мерзавцев и предателей.
Знала я одного такого лично, который не только с большим удовольствием брал взятки, но и однажды украл из обители храмовников артефакт — чашу Сангреаля, по совместительству мою родовую реликвию. Тот артефакт был достаточно своенравен, имея все признаки живой разумной души и даже пугал меня, поэтому в один прекрасный момент я решилась и бросила его в печь кузницы, где он благополучно и расплавился. Облегчение, которое я испытала в тот момент, просто не передать словами…
К счастью, никто кроме меня и моей лучшей, да и, пожалуй, единственной подруги, про это не знает. Иначе бы Орден и Инквизиция, быстро найдя общий язык между собой, линчевали бы меня без суда и следствия за уничтожение столь бесценного предмета. Но артефакт, который исцеляет болезни людей, но при этом кларет жизненную силу из хозяина и подчиняет его себе, должен был быть уничтожен. Что я с успехом и проделала, не желая стать бесплатным приложением к магическому артефакту. Здесь надо менять принципы медицинской помощи, а не лечить магическими предметами чьих-то богатых отпрысков, забывая про всех остальных, а именно это бы меня и заставили сделать, если бы узнали, что Сангреаль попал ко мне в руки окольными путями. Ненавижу халяву, веру в собственную исключительность и когда меня пытаются заставить сделать то, чего я не хочу.
— Как изменили? — хмуро поинтересовалась я, не понимая, что здесь вообще происходит.
Мне-то показалось, что я просто пообщалась с интересным собеседником, так сказать перед началом самого испытания, но, похоже, что это и было тем самым испытанием. Чудеса.
— Насколько мне известно, претендент на звание рыцаря Ордена должен пробыть в каком-то специальном темном зале всю ночь и суметь преодолеть те искушения, что пошлет ему Оракул. Но уж никак не проводить беседу с ним самим!
— А вот так, — с сочувствующей улыбкой отозвался Раймунд.
Хорошо, что кроме него разговаривать со мной больше никто не стремился, более того, все старательно делали вид, что это именно я не достойна общения с ними, но при этом они были повернуты в нашу сторону, чтобы имелась возможность услышать все, о чем мы говорим. Вот ведь люди пошли, им и зазорно перекинуться со мной парой слов, чтобы вдруг не уронить свой престиж, но и удовлетворить любопытство тоже хочется. Даже в этом месте в почете двойные стандарты, когда уже мне на пути будут встречаться чистые душой и помыслом люди?
— Как? — не давая увести разговор в другое русло и вцепившись в мужчину как репейник, уточнила я.
Раймунд тяжело вздохнул, наверное, он уже пожалел, что связался со мной:
— Изменение испытания проведено по просьбе Великого Комтура, потому что он не может находиться здесь целый месяц, а именно столько раньше длились испытания, желающих-то попасть на такое престижное место много. Вот Оракул и придумал входить с каждым соискателем в личный контакт, и кто ему приглянулся, кто сумел ответить на все его вопросы, попадает в это помещение, где мы сейчас с вами и отдыхаем. Но на самом деле это только начало, потому что дальше нас ждет беседа с сэром Озрельном, и именно он будет принимать окончательное решение, оденет ли соискатель золотые рыцарские шпоры или нет.
Сказать, что это было для меня ударом, не сказать ничего. Вернер никогда в жизни не допустит, чтобы я вошла в ряды храмовников, как рыцарь. Простым обслуживающим персоналом — пожалуйста, ему даже будет интересно понаблюдать за этим и не упустить возможности прокомментировать, но подарить женщине привилегии рыцарского сословия, да ни за что! Тем более после некоторых событий мы с ним не общается, то есть вообще, только вот теперь обратного пути ни у него, ни у меня, не было.
Мое молчание Раймунд Тулузский воспринял по-своему и взял безвольную ладонь в свои крепкие мозолистые руки, сделал вид, что поцеловал ее: я была без перчаток, а касаться неприкрытой кожи женщины на людях, было верхом неприличия, причем он опозорил бы этим жестом именно меня, а не себя. Оценив деликатность, с которой он подошел к моему утешению, я слабо улыбнулась.
— Мне странно, что вы не радуетесь, что оказались достойной Оракула, — полувопросительным тоном проговорил будущий рыцарь, а сомнений в том, что он с блеском пройдет беседу в Вернера, у меня не было.
Задумавшись над некстати свалившимися проблемами, я уклончиво проговорила:
— Конечно, я рада, просто мне казалось, что Оракул здесь нечто вроде святыни и его слова, это истина в последней инстанции, а теперь нам всем придется ждать еще и второго этапа. Жаль.
Молодой человек, стараясь пригладить торчащие во все стороны вихры, хохотнул:
— Так-то оно так, но и воли Великого комтура никто не может ослушаться, вы же его видели. Попробуй ему не подчиниться: это из области невероятного.