С ужасом припомнив наш неосторожный разговор прошлым вечером — проникновение во дворец, мое пренебрежительное мнение о короле, грядущая встреча, чародейство, — я не могла придумать, что же нам делать. Если он слышал хоть что-нибудь из этого…
— Нет, разумеется, мы не можем убить его, — решила я, гоня прочь желание именно так и поступить.
Никогда прежде я не сталкивалась с подобным затруднением. Опасность всегда исходила от врагов, а не от нелепых лысеющих воришек.
— Нам нужно только, чтобы он хранил молчание.
— Может, ему заплатить? — предложил Паоло, почесывая в затылке.
Я запахнула плащ поплотнее.
— Мы мало что можем предложить. И подкуп всегда ненадежен. Слишком просто перебить цену.
От натужного мычания и стонов на бычьей шее незнакомца вздулись вены. Глаза его блестели в полумраке.
— Заставить его молчать просто, — задумчиво покачал головой Радель.
— Нам надо допросить его…
Дразнящий запах колдовства, который невозможно ни с чем спутать, наполнил воздух, когда Радель накрыл ладонью глаза пленника и пробормотал несколько слов. Мужчина дергался все слабее, пока наконец не затих. Его бессловесные протесты смолкли. Когда Радель убрал руку, взгляд незнакомца уже не пылал гневом, а скользил по стойлу, соломе и нашим лицам с одинаковым безразличием. Радель жестом велел нам отойти, развязал пленника и вздернул его на ноги. Мужчина оказался высоким, одетым в рубаху из грубой шерсти и мешковатые штаны простого рабочего.
— Мой дед научил меня этому заклинанию, — сообщил Радель, одернув на незнакомце мятую одежду и подтолкнув его к дверям конюшни. — Придумано как раз для тех, у кого слишком длинный язык.
Без лишнего слова или взгляда мужчина побрел прочь, солома торчала из его взлохмаченных волос и одежды, словно он был ожившим огородным пугалом. Мы с Паоло проводили его до двери и видели, как он вышел на оживленную улицу и застыл в нерешительности. Какая-то женщина столкнулась с ним. Он пошатнулся, но остался стоять прямо. Потом мимо прогромыхала повозка, едва не размазав его по мостовой. Вскоре его унесло куда-то толпой, словно гонимую приливом щепку.
— Что ты с ним сделал, Радель? — сердито спросила я. — Нам стоило просто расспросить его, узнать, что он слышал и что он собирался делать…
Радель стоял за моим плечом, скрестив руки, застыв лицом.
— У нас бы ушло дня три на то, чтобы разобраться в его лжи. Так будет лучше. Ваши тайны останутся в безопасности. Пока он не перечислит список имен, которые ему неоткуда узнать, он никому не расскажет о том, что услышал. Не стоит за него тревожиться. Он помнит, как надо есть и пить, просто мало что еще. Моя семья изрядно поднаторела в подобных заклятиях.
— Вот дерьмо, — тихо пробормотал Паоло.
Я разделяла его чувства, хотя и не в столь грубых выражениях.
— Мы должны покинуть этот город, сударыня, — продолжал Радель. — Вы видели, как здесь опасно.
— Мы отправимся в Вердильон, как только состоится моя встреча с королем Эвардом. И еще, Радель, я снова благодарю тебя за защиту, но то, что ты сейчас сделал… Не думаю, что принц это одобрил бы.
— Ваша безопасность важнее всего. Принц это подчеркнул.
— Однако в этом мире есть вещи, недопустимые даже из самых лучших побуждений. Есть то, что будет неправильным в любом из миров.
С раздраженным вздохом Радель уронил руки вдоль тела.
Выезд из Монтевиаля с его ядовитым воздухом ощущался, словно побег из темницы. Мы отбросили маскировку. Паоло продал двуколку и лишних коней, и вскоре после полудня мы на собственных лошадях выехали из города через южные ворота. Лишь сделав немалый крюк, мы повернули на север, к Виндаму. Уже пролегли длинные тени, когда мы разглядели башни, вздымающиеся над лиственным морем его огромного парка. Бесчисленные дрозды приветствовали нас с раскидистых буков и лип, окаймлявших дорогу.
Изящные башни Виндама олицетворяли всю радость моей юности. Для семнадцатилетней девочки это была приятная компания и бесконечные развлечения, столь чуждые мрачному Комигору. Для наивной девушки двадцати одного года — романтическое знакомство с таинственным и очаровательным гостем Мартина. Для замужней женщины двадцати пяти лет — дружеский приют, единственный дом, где нам с Кейроном не было нужды в скрытности, обмане и страхах. Виндам был самым красивым местом из известных мне. Его окна всегда были открыты широким просторам снаружи, точно так же, как его великодушный хозяин всегда был открыт сердцем широчайшим взглядам. Как бы мог мой кузен насладиться историей наших странных приключений!
Чуть в глубине парка, сразу за железными воротами, которые, скрученные и сломанные, свисали с ржавых петель, стояла кирпичная сторожка, где некогда жили экономка и старший садовник. Хотя ее окна и двери зияли пустыми проемами, краска на деревянной обшивке облупилась, а виноградные лозы затянули крыльцо и стену сада, остов домика остался нетронутым. Мы остановились на заросшей сорняками полукруглой площадке для карет, расположенной как раз перед сторожкой.
— Если Радель осмотрится и найдет, что все выглядит достаточно безопасным, он с Гериком останется здесь, в укрытии, — распорядилась я. — Я хочу, чтобы Паоло посторожил снаружи, за стенами. Короля будет сопровождать свита и телохранители, но, думаю, их будет немного, и когда Эвард пойдет в сад, они останутся ждать во дворе перед главным зданием. Если хоть что-то пойдет иначе, я хочу сразу же узнать об этом.
— Тут повсюду свежие следы, — заметил Паоло. — Сегодня здесь побывала толпа народу.
— Другого я и не ожидала, — ответила я. — И наверняка с десяток шпионов вдоль дороги следили за тем, как мы подъехали. Но если с ним прибудет большой отряд, или же они соберутся окружать дом и сад, или сделают что угодно еще хоть сколь-нибудь подозрительное до, во время или после прибытия короля, Паоло, ты предупредишь Раделя. А ты, Радель, уведешь отсюда Герика, воспользовавшись всем, чем понадобится.
— Но, сударыня…
— Это все, что от тебя требуется.
Радель раздраженно мотнул головой и уехал прочь.
— Кто-то из нас должен оставаться с тобой, — возразил Герик, впервые за день раскрыв рот, если не считать односложных ответов. — Ты снова и снова повторяла, что король — негодяй и предатель. Тенни рассказывал мне…
— Да, Эвард — презренный ублюдок, но меня он не тронет. Я понимаю, что это звучит глупо, но за все эти годы у него была тысяча возможностей мне навредить. Но он обещал Томасу, что не станет, и, каков бы он ни был во всем прочем, Эвард хранит свое слово. Он любил Томаса, как брата. Я помню, как он скорбел, узнав о его гибели. Сказать по правде, я не побоялась бы встретиться с ним даже в его собственном дворце. Но во всех прочих делах у меня нет к нему доверия. И тебя он увидеть не должен.
В этот миг Герик выглядел совсем юным, его тонкие черты лица были искажены тревожными мыслями. Что ж я за мать, если подвергаю его такой опасности? Я погладила его гладкую щеку.
— Будь настороже, милый. Оставайся в безопасности, и мы увидим, что ждет нас впереди.
Полчаса спустя Радель вернулся с прогулки по саду. Заверив меня, что никто поблизости Не затаился, он привязал наших лошадей у сторожки и устроился на дереве, откуда мог видеть и ворота, и дом.
Солнце выглянуло из-за поросших лесом холмов. Герик наблюдал из пустого дверного проема, как Паоло помахал ему на прощание и направился от ворот в ту сторону, откуда мы приехали. Я пошла по подъездной дороге. Тропинка покороче вела от сторожки к главному зданию и садам, но было все еще слишком рано, а мне хотелось подойти к дому с фасада.
С того места, где дорога выныривала из-под деревьев, чтобы пройти по краю широкой открытой лужайки, поросшей сорной травой, я впервые увидела развалины особняка. Все окна были выбиты. Южное крыло, где располагались гостевые спальни и большой бальный зал, лежало грудой обугленных обломков. Северное крыло, включая гостиную, где мы с Кейроном венчались в свете пяти сотен свечей, выглядело так, словно его стену проломили тараном.