Пройдя по коридору, там, где они с Аней везли поддон с коробками, Артём дернул тяжелую дверь справа и попал в камеру. От холодного воздуха, ледяного, неестественного, пронзительного, мгновенно стали слезиться глаза.
– Смотри, замерзнешь – весело произнес грузчик Макар, складывавший коробки с мороженым на огромную телегу. Он смахивал на полярника: в ватнике и ватных штанах, варежках, большой ушанке и в огромных черных валенках.
«Надо же, а здесь аммиаком не пахнет» – это было первое, что пришло Артёму в голову. Съежившись, он взял из стоявшей в углу коробки пару небольших картонных туб с фруктовым щербетом. Артём обожал это мороженое: за раз он мог съесть десять, а может и пятнадцать таких. Только делали их раз или два в неделю, когда слесарям удавалось привести в чувство полуразвалившийся автомат. Остатки мороженого, не вошедшие в упакованные и отправленные на склад коробки, хранились в камере сразу за дверью.
«Обязательно накормлю таким мороженым Алину, ей понравится, обязательно понравится. Она ведь у меня сластена» – не переставал мечтать Артём. Он улыбнулся Макару, закрыл за собой дверь в камеру: в коридоре ему показалось необыкновенно тепло. Под завистливые взгляды упаковщиц Артём прошмыгнул по металлической лестнице на второй ярус. Проход на крышу действительно был открыт…
Что-то есть в августовских ночах такое, чего лишены и знаменитые белые ночи, и сентябрьские, наполненные сыростью и дымкой. Артём лежал на пологой крыше пристройки, покрытой рубероидом. Внизу под ним гудел цех, а над головой поблескивали звезды, и было полнейшее спокойствие. Вкус мороженого казался Артёму каким-то особенным. Щербет, пролежав сутки в камере, не спешил таять.
Артём сделал музыку погромче. Было три часа ночи. По радио передавали сплошь спокойные, медленные треки. Артём представлял, как ведущие, зевая, нажимают ту или иную кнопку. Нарисовав своим воображением картину, Артём засмеялся, но тут же замолчал и, привстав, вынул наушник из правого уха. Ему показалось, что смеялся он слишком громко и укладчицы на линии через открытую дверь должны были его слышать.
Мороженое слегка похрустывало и было безумно холодным. Артём согревал его в руках и потихоньку ел. Изредка попадались маленькие косточки от черной смородины. Среди всех станций Артём выбрал ту, где музыка была, по крайней мере, веселее, чем на других; к песням он особо не прислушивался, но все же одна заставила его улыбнуться.
«Лишь одну преграду взять не могу, но из-за нее мы ходим по кругу. Убей мою подругу! – Артём повторил про себя слова. – Слышал уже пару раз эту песню, но чего-то и не задумывался, что они такое поют». Мороженое в тубе, которую Артём держал в руках, стало мягким, он с удовольствием набил им рот и положил пустую тубу рядом с собой.
«Интересно, как все-таки придумывают эти песни, – Артёму показалось, что звезды на небе не просто горят, а слегка подмигивают. Шея затекла, он подложил под голову руку. – Не верю, чтобы это все было из жизни, просто не верю. Как кто-то может попросить убить подругу ради того, чтоб провести ночь с кем-то, всего одну ночь? Фантазией, короче говоря, не блещут».
Через приоткрытую дверь в цех до Артёма начал доноситься запах аммиака.
«Неужели Жанна снова колдует над вентилем?», – спросил он сам у себя. Но запах почти сразу исчез и вопрос отпал сам собой.
Не каждому в жизни дается почувствовать свободу. Вернее, дается-то каждому, но сделать нужные выводы из своих ощущений может не всякий. Артём же старался оценить и запомнить каждое мгновение. Над ним не стояли сейчас родители, оставшиеся там, под Вологдой, и решавшие только им ведомые проблемы. Жанна, ворчавшая на Артёма заметно чаще других, отходила после аммиачно-воздушной ванны и слушала упреки со стороны всей смены где-то внизу, под крышей и верхним ярусом цеха. До начала эпопеи с погрузкой коробок было еще минимум полчаса. Артём вдохнул поглубже и прикрыл глаза. Сейчас он откроет глаза – и окажется на лужайке в солнечный день, а рядом будет Алина, грызть чипсы и отнимать у него плеер. А потом они вместе пойдут в кофейню, будут пить кофе с пирожными, ведь у Артёма теперь есть деньги и он может себе это позволить. Конечно, не каждый день, но пару раз точно можно. Алина любит все сладкое, а Артём любит ее за то, какая она есть. Все это называется счастье – конечно, можно подобрать и какое-нибудь другое слово, но это такое простое и понятное, что мудрить не хочется.
– Тёма, а Тёма? Ты слышишь меня? – голос Василича раздавался откуда-то сверху. Артём даже подумал: откуда взяться Василичу, если здесь только они с Алиной и больше никого. – Давай просыпайся, хватит валяться. Машина пришла, надо поработать.