– Но Господь отвернулся от вас, забыл он вас, ха-ха-ха, забыл… Потому это, что вы от него отвернулись! Господь высоко, а сатана рядышком. По степи гуляет да царём себя называет!
Пожилая казачка, трепеща, пробиралась сквозь толпу, стараясь разглядеть лицо юродивого.
– Эй, люди, чего же вы охмурились? Призовите Христа в обрат к себе, и сатана из степи сам исчезнет!
Юродивый подпрыгнул на одной ноге и захохотал.
– Да это ж Ярёма Портнов, постоялец мой! – Пожилая казачка побледнела и, не отрывая взгляда, пристально смотрела на несчастного безумца. А Портнов ударил себя по коленям и воскликнул:
– У Ярёмы денег много,
У Фомы один пятак!
У Ярёмы стругов много,
У Фомы бударушка!
Вот Ярема стал тонуть,
Фому за ногу тянуть…
– А ну-ка что глазете? Глазоньки сломаете! Пляши, казаки, пляши шибче! – воскликнул с пеной у рта Портнов.
Нюра Рукавишникова зарыдала и с надрывом выкрикнула:
– Ярёма!
Все с удивлением посмотрели на неё. Нюра похолодела, сердце у неё замерло, всё её горе вырвалось в громких рыданиях.
Портнов, повернувшись, бросился было к ней, но сразу остановился и издали посмотрел на Нюру. Его лицо побледнело. Он осмотрел толпу, и всех испугал его тяжёлый взгляд. Он сделал шаг к плачущей Нюре и протянул к ней руки.
– К тебе слуга Сатаны привёз девочку из Оренбурга? – он пристально посмотрел в лицо Рукавишниковой, словно впервые её видел.
– Да нет, ко мне никто и никого не привозил, Ярёмушка! – разрыдалась сердобольная Нюра и повернулась к угрюмо наблюдавшим за ними казакам. – Да это же постоялец мой, Ярёма! – воскликнула она. – Он давно ужо с головушкой маялся, а сейчас…
– А про какую ещё девочку он говорит? Нечему тут дивиться, ополоумел Ярёма, – заговорили вокруг.
– Ярёмушка, милый, ты меня не признаёшь? – спросила Нюра, сдерживая рвущиеся из груди рыдания.
– Девочку к коменданту сведите, а не то горе вам, – вещим голосом, закрыв глаза, заговорил «юродивый». – Она здесь средь вас, ведаю я. Ежели не сведёте её – большое воровство начнётся! Сатана в разгул пойдёт, а апосля к себе в ад мырнет! А вы… все вы станете ходить друг к дружке на похороны!
Он замолчал, прошёл сквозь толпу, расступившуюся перед ним, и пошагал в сторону кладбища.
– Матерь Божья, когда он говорил, я аж тряслась вся! – сказала одна из казачек, крестясь «юродивому» вслед.
– А что говорил? Слыхали? – пробубнил кто-то из мужчин. – Юродивые завсегда истину сказывают!
– А мой-то дурень к «царю» этому подорвался, – зарыдала ещё одна казачка. – Я не пущаю, а он из ноги ломит! Ни в какую со мною не соглашается. А мож, взаправду и не царь он, а Сатана из аду?
– Цыц, замолчь, Марфа! – рыкнул на неё стоявший рядом казак. – Он полоумный и мелет что ни попадя. А Митюха твой разумно поступил! Когда государь возвернётся, я тоже под евоное крылышко переметнусь!
– Он хоть и безумные речи молвит, а всё ж есть в них истина! – загудела толпа. – Господь ему судья!
– А где же он до сих пор отирался? – выкрикнул кто-то.
– Там был, куда Господь водил! – ответили верившие в святость юродивого казаки. – Смилуйся, Господь, над нами, плохи наши дела!
Потеряв интерес к визиту хана, люди стали расходиться. Возле атамановой избы всё стихло. Только Нюра Рукавишникова стояла, словно пригвожденная, на месте. От внезапного горя она сама едва не лишилась рассудка. К ней подошла Пелагея Коновалова и тихонечко тронула за плечо.
– Чего тебе? – спросила Нюра, всхлипнув.
– Да вот, – Пелагея замолчала, не зная, что сказать.
– Тогда ступай себе с Господом, а я…
– Филат мой из Лямбурга девочку привёз, – тихо зашептала, озираясь, Пелагея.
– И что с тово? – нахмурилась Нюра.
– Ты это… Юродивому об том обскажи.
– А для чего?
– Может, беду отведёт? Да мой Филатка от Сатаны уйдёт и домой возвернётся.
– А девочка та где? – спросила Нюра, уже более осмысленно глядя на собеседницу.
– В избе у меня, где ж ещё.
– А зовут как?
– Кажись, Машенькой кличут. Но Филатушка мой и ещё Прохор Бочков зараз упрядили, чтоб Грунею её называть, ежели кто обспрашивать об ней станет!
– Айда, – схватила Пелагею за руку Нюра. – Сейчас Ярёмушку сыщем и сама ему обо всём обскажешь. Глядишь, Господь беду от нас всех отведёт, да и головушка у нево прояснится!
Казаки, ожидавшие возвращения Пугачёва, чтобы примкнуть к его войску, собрались на берегу Яика. Их разговор начался с жалоб. Каждый рассказывал о своих делах, но старался не касаться предостережений, высказанных недавно «юродивым».