Она продолжает говорить, повторяя одно и то же снова и снова. Бежала и бежала. Эта девочка никогда не переставала бежать. Я крепко прижимаю ее к себе, изо всех сил, давая ей выплакаться. Истерика длится около тридцати минут, а затем усталость настигает ее. Именно тогда чувствую, что могу поговорить с ней, и она на самом деле услышит меня.
— Лэйси? — Ей это не понравится. — Ты не должна испытывать чувство вины. Тот священник был прав… Мэллори был больным человеком. Тебе нужно поговорить с Зетом, хорошо? Ты должна все рассказать ему. И ты должна сказать ему, что он твой брат.
Она затихает, ее плач становится еще тише.
— Не могу, — тихо говорит она.
— Милая, ты должна. Он поможет тебе. Он имеет право знать, что вы кровные родственники.
Ее затылок касается моего подбородка, когда она кивает.
— Знаю, — шепчет она. — Но я не могу сказать ему.
— Почему?
— Потому что он поймет, что я грязная. — Она трясется еще сильнее, шмыгая носом. — Он не… он не захочет, чтобы я была его сестрой. Он больше не будет меня любить.
Боль, гораздо более сильная, чем от огнестрельного ранения, пронзает меня до глубины души. Никогда раньше я не испытывала ничего подобного. Я начинаю плакать до того, как могу взять себя в руки и заговорить.
— Это неправда, Лэйси. Такого не может быть. Ничто и никогда не помешает Зету любить тебя, несмотря ни на что, ясно? Но самое главное — ты не грязная. Тебе не нужно было исповедоваться в том, что он сделал с тобой. Ты была ребенком. Он злоупотреблял властью над тобой, когда должен был заботиться о тебе.
Лэйси пробирает дрожь. Словно даже мысль о том, что этот парень Мэллори должен был быть добр и заботится о ней, — расстраивает ее.
— Знаю, что ты так думаешь, но это не то, что я чувствую. Не могу ему сказать, ясно? Не могу подобрать слов.
Я задерживаю дыхание, пытаясь придумать что-нибудь, что угодно, чтобы заставить ее передумать. Ничего не приходит на ум.
— Хорошо, милая. Все в порядке. Постарайся немного поспать.
В конце концов, она засыпает, а я нет. Я лежу в постели, прокручивая в голове все, что она мне рассказала. Когда она просыпается рядом со мной, уже поздно. Спустя мгновение к ней приходит осознание того, что произошло, когда она пришла ко мне прошлой ночью. Боль и стыд таятся в ее глазах, когда она открывает их и смотрит на меня.
— Мне жаль, — это все, что она говорит.
Мне хочется снова обнять ее, хотя по тому, как она прижимает руки к груди, понимаю, что сейчас она не готова к этому. Я качаю головой, давая ей понять, что она никогда, никогда не должна сожалеть.
— Я тут подумала, — осторожно говорю я. — Ты не можешь рассказать Зету о том, что произошло. Но что, если я ему все расскажу?
Она делает глубокий вдох, и я тоже. Никто из нас не выдыхает. Мы смотрим друг на друга, и я замечаю внутреннюю борьбу, происходящую с Лэйси, отражающуюся на ее лице — нерешительность, страх, паника. Возможно, немного надежды. Сначала она моргает, затем осторожно, медленно кивает головой.
— И… как ты отнесешься к тому, что я скажу ему, что ты его… что ты его сестра?
Лэйси застывает, теперь она не моргает и не кивает. На этот раз ей требуется больше времени, чтобы принять решение. В конце концов, очень резким, усталым голосом она говорит:
— Думаю, это было бы хорошо.
— Хорошо.
Поднимаюсь с кровати, и меня одолевает головокружение и тошнота, я жалею, что так резко встала. Чувствую себя дерьмово, но не могу оставаться в постели весь день, восстанавливаясь. Даже от этой мысли мне становится хуже. У меня все болит, но я бы предпочла ходить и терпеть боль, чем лежать и ничего не делать. Лэйси хватает меня за запястье.
— Ты собираешься сказать ему прямо сейчас? — В ее голосе слышится тревога.
— Нет, Лэйс. Сейчас собираюсь принять душ. Я скажу, когда мы с ним останемся наедине, хорошо?
Она кивает с облегчением.
В квартире тихо, мальчиков нет. Пиппа по-прежнему спит на полу в главной ванной — прошлой ночью Майкл пристегнул ее наручниками к сливной трубе, и с тех пор она там. Когда я подхожу к ней, она открывает глаза, словно для того, чтобы пробудить ее ото сна, достаточно лишь моего взгляда. Я сухо приветствую ее:
— Доброе утро.
— Так ли это? — спрашивает она в ответ. Судя по ее местонахождению, утро для нее началось не лучшим образом. Крошечный ключ от наручников лежит на подоконнике. Я беру его и освобождаю ее, пока она смотрит на меня потрясенным взглядом. — Ты отпустишь меня?