— Не уходи! — закричала она, ее руки вцепились в мою пухлую куртку.
— Это была твоя идея, — мягко поддразнила я, пытаясь восстановить самообладание.
— Я знаю, но я была неправа. Я беру все свои слова обратно.
— О чем ты говоришь?
— Просто… я ведь больше никогда тебя не увижу! — всхлипнула она.
— Это неправда, — сказала я, сжимая ее крепче. — Я буду дома через несколько месяцев на День защиты детей.
Это заставило ее заплакать еще сильнее.
— Несколько месяцев — это целая вечность!
— Нет, — сказала я. — Я обещаю: все пройдет так быстро, что ты даже не заметишь мое отсутствие.
Стоит признать, что несколько месяцев разлуки с сестрой действительно казались вечностью. Дольше всего мы с Оливией не виделись друг с другом, когда однажды летом я поехала в лагерь вокальных искусств, но и это было всего пятнадцать дней. Так что я и сама понятия не имела, каково это — быть вдали от нее дольше, чем на пару недель.
— Ты познакомишься с новыми людьми и заведешь крутых друзей, а я просто останусь дома совсем одна, — пожаловалась она.
— Лив, брось, ты заводишь новых друзей даже во сне. Ты умудряешься дружить с людьми, у которых их раньше вообще не было!
— Это не одно и то же! — воскликнула она.
— Эй, — сказала я, присев на корточки, чтобы оказаться на ее уровне. — Знаешь, я была серьезна, когда сказала, что все это была твоя идея. Всем этим я обязана тебе.
— Серьезно? — она фыркнула.
— Более чем.
Оливия немного успокоилась, и, когда она наконец перестала плакать, я вытерла ее щеки рукавом куртки.
— Ты должна пообещать писать мне каждую ночь, прежде чем ложиться спать, — сказала она, шмыгая носом.
— Я обещаю писать тебе каждую ночь. И по нескольку раз в день.
— И ты должна пообещать щелкать для меня каждый раз, когда увидишь айдола.
— Это кажется немного чересчур, но я попробую.
— И пообещай, что посвятишь свой первый сольный альбом мне.
— Очевидно. Кому еще я могла бы его посвятить? — Я изобразила руками, как вставляю невидимую картинку в рамку. — Моей младшей сестре Оливии.
Ее лицо дернулось, как будто она собиралась снова заплакать, но вместо этого она снова рухнула ко мне и еще раз обняла. Мама и папа обхватили нас руками, так что наши головы ударились друг о друга. Я чувствовала, как папины очки впиваются мне в висок, но мне было все равно: мне это было нужно.
Пока мы стояли там, держась друг за друга на холоде, дверь лифта со скрипом открылась, и до нас донесся отрывистый стук высоких каблуков. Это была мисс Джеки в сопровождении двух мужчин в серых костюмах.
Я отпустила Оливию и выскользнула из родительских объятий, чтобы схватить чемоданы. Мы закончили прощаться, затем один из серых костюмов взял багаж у меня из рук.
Они втроем забрались обратно в арендованную машину, и Оливия немедленно опустила стекло.
— Люблю тебя! — крикнула она.
— И я тебя, — сказала я, помахав рукой.
Когда машина скрылась, чья-то рука опустилась мне на плечо. Я почувствовала, какая она холодная, даже сквозь мою толстую парку.
— Пойдем, — сказала мисс Джеки. — Время познакомиться с твоей новой семьей.
Мы поднялись на лифте на два этажа, и двери раскрылись, явив взгляду комнату, из-за которой мраморный вестибюль под ней казался совершенно другим зданием. Она была яркой, солнечной и обставленной современной мебелью в мягких пастельных тонах. Подростки моего возраста были по всему зданию, читали в одном из маленьких кабинетов или лежали, развалившись на диванах. Рядом с лифтами была большая доска объявлений, украшенная вырезками из газет и журналов с лицами айдолов Тоp-10. Это было похоже на общежитие колледжей из рекламных брошюр, которые начали приходить по почте на втором курсе, за исключением того, что здешние дети были одними из самых известных людей в мире.
— Сними ботинки, пожалуйста, — сказала мисс Джеки, указывая на ряд полок, заполненных обувью и домашними тапочками. Я сняла зимние ботинки и заменила их парой махровых тапочек.
— Сюда, — позвала она.
Щелчком пальцев мисс Джеки отослала двух мужчин доставить чемоданы, а сама повела меня дальше в здание.