Забавно, а я думала, что Гейдж теперь знает меня лучше.
— Шай, ты меня слышала?
Я вырываюсь из своих мыслей при звуке вопроса моего отца.
— Да, папа. Я уже в пути.
***
Двадцать три минуты спустя подъезжаю к дому отца. Уже второй раз за сегодняшний день я горю желанием выскочить из своего грузовика в объятия Лукаса, и второй раз за сегодняшний день шок приковывает меня к месту.
— Какого хрена?.. — я опускаюсь на свое место, так как замешательство и тяжесть разочарования не позволяют пошевелиться. — Какого черта он здесь делает?
В окне кухни виден силуэт моего отца, и я хочу, чтобы земля разверзлась и поглотила меня, чтобы не пришлось сталкиваться с происходящим внутри. Но это не так.
Я выпадаю мертвым грузом из своего грузовика, волоча ноги к двери. Набравшись сил, вхожу и вижу двух мужчин. Один большой и находящийся далеко за гранью своей терпимости. Другой тощий и с нетерпеливым выражением, которого я не видела на лице этого человека со времен колледжа.
— Тревор? Что ты здесь делаешь?
Он ставит то, что выглядит как теплое и едва начатое пиво, что вполне предсказуемо, поскольку этот сноб пьет только Индийский пейл-эль, а не старые американские марки, которые предпочитает мой папа.
— Привет, милая.
Я замечаю выражение отвращения на лице отца, поскольку оно в точности отражает мои чувства.
Он обнимает меня и целует в макушку.
— Скучал по тебе.
Я слабо улыбаюсь, но освобождаюсь из его объятий, чувствуя себя так, словно изменяю Лукасу, хотя всего несколько часов назад Гейдж трахал другую женщину. Отбрасываю это и перевожу взгляд с одного мужчины на другого.
— Что здесь происходит?
Тревор пожимает плечами.
— Все просто. У вас на свободе разгуливает какой-то псих, а мне нужна история, которая взорвет Лос-Анджелес. Я здесь, чтобы раскрыть это. — Он кладет руки мне на плечи. — История с Тенью привела к твоему увольнению, вместе мы можем использовать это для твоего возвращения.
— Ты хочешь, чтобы я освещала эту историю?
Его глаза загораются возбуждением.
— Это перерыв, которого ты так долго ждала. Если мы раскроем эту историю, то ты получишь билет в Лос-Анджелес.
Он прав. Тот факт, что это мой город, и я здесь выросла, должен дать мне преимущество, которого нет у других репортеров. Я могу организовать несколько интервью, местные мне доверяют.
— Думаю, это может сработать.
Тревор смеется.
— Конечно, это сработает. С тобой у нас есть прямая связь с жертвой, а также возможная связь с кем-то, кто знаком с резней Мензано.
Я отступаю назад, как будто мне дают пощечину.
— Лукас не имеет к этому никакого отношения.
— Лукас? — глаза Тревора распахиваются, широко раскрытые и голодные. — Ты хочешь сказать, что Мензано, сам гребанный убийца здесь, в городе? — он прижимает ладони ко лбу, впитывая информацию, и у него практически кружится голова от волнения.
Глаза моего отца прищуриваются, когда он смотрит на меня.
— Лукас не убийца.
Тревор смеется.
— Черт возьми, еще какой!
— Стой! — я поджимаю губы, пытаясь успокоиться в ситуации, которая вот-вот выйдет из-под контроля. — Тревор, я помогу тебе, если ты осветишь лишь историю о Тени. Лукас признан невиновным.
— Кого это волнует? Сенсация, это же, черт возьми, Лос-Анджелес. Им не нужна правда, а хорошая история. — Его взгляд становится отсутствующим, и он чешет подбородок. — Нам нужно поговорить с жертвой. Ты ведь можешь это устроить, верно?
— Нет, ни в коем случае. Я не помогу тебе подставить невиновного человека и втянуть мою подругу в это дерьмо.
Его лицо становится жестким, и он подходит ближе.
— Ты хочешь работу в Лос-Анджелесе? Уехать из этого грязного города навсегда? Потому что я говорю тебе прямо сейчас, Шай, что это единственный шанс.
Работа в Лос-Анджелесе — это заманчиво. Я была бы свободна от Пейсона и его воспоминаний, осуществила бы все свои мечты о карьере. Вернулась бы к жизни, полной отстраненных эмоций, и спасла бы свое сердце от повторных ударов Гейджа. Но какова стоимость? Потерять каждого человека, который мне дорог.
Я не могу этого сделать. Не могу продолжать держаться особняком, возводить стены настолько высоко, что становлюсь бессердечной карьеристкой, какой и должна была стать. Стать такой, как Тревор, который больше не видит в людях живых, дышащих, чувствующих существ, а лишь ступеньки, которые ведут его к успеху.
Я предпочитаю испытать боль любви, а не быть равнодушной к человеческим страданиям.