— Я ее не знаю. То есть не очень хорошо ее знаю.
Он приподнимает бровь.
— Это не то, что я слышал. Знаю, что у вас двоих было несколько очень публичных проявлений… привязанности. Затем очень публичная драка в баре, в котором она работает.
Кто ему это сказал? Шайен не стала бы этого делать. Она никогда не продаст меня… Если только. Знает ли она, что Гейдж спал с кем-то еще? Заставит ли ее гнев разоблачить меня?
— Я никому не причинил вреда.
— Ааа… — он трясет в мою сторону пальцем. — Видишь ли, вот тут ты ошибаешься. — Вставая, он наклоняется ко мне. — Я слышал, ты избил ее парня. У тебя есть склонность к ревности, да?
— Мне нечего тебе сказать.
— Тебе не нужно ничего говорить. Доказательства говорят сами за себя. Все, что мне нужно сделать, это соединить точки. — Он спускается с крыльца, ухмыляясь. — Парень вроде тебя…
Вроде меня?
— … твой послужной список.
Моя кожа покрывается холодным потом.
Он наклоняет голову.
— Ты, кажется, удивлен. — Его глаза сужаются. — Я все знаю о тебе, Лукас. Знаю, что ты сделал, что убил всю свою семью, прежде чем направить оружие на себя.
Чернота мерцает на краю моего зрения.
— Но все обернулось для тебя не так, как ты надеялся, не так ли? Ты не умер в тот день после того, как убил свою семью.
— Не понимаю, о чем ты говоришь. — Я проклинаю дрожь в своем голосе.
Он прикусывает внутреннюю сторону щеки, а затем улыбается.
— Ты умен, отдаю тебе должное. Подросток, который может провернуть это, одурачить адвокатов, судью, черт возьми, присяжных… Это впечатляет. — Он делает несколько шагов к реке, и мои ноги горят желанием убежать, спрятаться, пока все это не пройдет. Но это старый я, который отворачивается от конфронтации. Знаю, что могу стать лучшим человеком, таким, какого заслуживает Шай, и полон решимости начать прямо сейчас.
— Не удивлен, что ты смог скрыть то, что сделал с Сэм.
— Я не…
— Жестокое массовое убийство, разгромленный дом, девушка, избитая до полусмерти, знаешь, что у всех этих вещей общего?
Я не отвечаю.
— Ты. У них у всех есть что-то общее с тобой. — Он подходит ближе.
— Ты ничего не сможешь доказать.
— А-а-а… Мне не нужно. Я здесь не для того, чтобы обвинять тебя. Просто хочу, чтобы история была записана, и хочу эксклюзивности.
Мои глаза сужаются, а желудок сводит от тошноты.
— Они все равно арестуют тебя в конце концов, Лукас. С таким же успехом можно было бы опубликовать свою историю там. Черт возьми, ты можешь даже получить книжные предложения, пока сидишь в тюрьме, о тебе снимут фильм. Мне все равно, что ты можешь исчезнуть, и тебя больше никогда не услышат и не увидят. Все, чего я хочу, это чтобы ты рассказал мне свою историю под запись.
Мои руки дрожат, и я борюсь с чернотой, когда она пробует взять верх.
— Не могу. Я…
— О, конечно, ты можешь. Давай, расскажи мне свою историю, и я лучше оставлю Шай здесь, в Пейсоне, чем потащу ее с собой в Лос-Анджелес. Позволю ей остаться здесь со своей семьей, вместо того, чтобы сделать ее своей женой.
Мои зубы скрипят друг о друга, и каждый мускул в моем теле напрягается.
Медленная, понимающая усмешка кривит его губы.
— Это расстраивает тебя, не так ли? Разлука с Шай заставляет тебя хотеть крови. — Он делает несколько шагов ко мне. — Это вызывает у тебя желание убивать?
Занавес опускается, но я удерживаю его.
— Между нами, мне нужно было бы завести несколько девушек на стороне. Не уверен, пробовал ли ты еще маленькую навахо, но в постели она не так уж хороша. Она могла бы остаться дома и растить наших детей, пока я стану репортером новостей номер один в Лос-Анджелесе. — Он смеется. — Мысль о ней, такой сильной и свирепой, босой и беременной, делает мой член твердым, понимаешь? Если подумать, — он достает ключи из кармана, — оставь свою историю при себе. Я возьму Шай.
Я кричу:
— Нет!
И как раз в этот момент опускается занавес.
Глава 37
Шайен
— Как дела? — отец опускается рядом со мной на диван, где я смотрю на выключенный телевизор с тех пор, как Тревор уходит.
— Бывало и лучше. — Я одариваю его слабой, скорее всего неубедительной улыбкой. — Мне нужно пойти поговорить с Лукасом. Я просто… — не хочу застать его и его спутницу. — Мне нужно предупредить его, что Тревор что-то вынюхивает. Это все моя вина. Если бы я не вернулась, он жил бы спокойной жизнью.
— Как давно ты знаешь?
— Папа… — я выдыхаю, пытаясь сохранить остатки спокойствия, которые мне удается обрести с момента ухода этого мудака. — Тревор — придурок. Лукас, он…