— Ему не нравится, что ты расстроена. — Еще больше темных пятен в моем видении, но я сдерживаю это. — Он пытается столкнуть меня в темноту.
— Лукас… Ты можешь с ним общаться?
Я копаюсь в своих мыслях, исследую самые глубокие пещеры своих чувств.
— Нет, но когда ты расстраиваешься, он пытается взять верх. Сначала я думал, что он защищает меня от твоего гнева или чего-то еще, но теперь Гейдж позволяет мне чувствовать то, что чувствует он. Думаю, он пытается, — наши взгляды встречаются, — утешить тебя. Мы любим тебя, Шай.
Одинокая слеза скатывается по ее щеке к приоткрытым губам.
— Я тоже люблю вас, ребята. — Я ухмыляюсь, и безумная улыбка растягивается на ее прекрасном лице. — Мы довольно долбанутая пара, Лукас.
Моя улыбка исчезает, когда изучаю женщину передо мной, способную на большую любовь, чем я когда-либо видел, и более красивую, чем заслуживает любой мужчина, особенно мы. Но мы никогда ее не отпустим.
— Со мной никогда и не было бы по-другому.
— Я хочу обнять тебя.
Жар взрывается в моей груди.
— А я хочу поцеловать тебя.
Она краснеет и подпрыгивает, когда открывается большая металлическая дверь, ведущая в полицейский участок, и входит шериф Остин. Его глубокий хмурый взгляд заставляет мой живот сжиматься от беспокойства, и он смотрит на Шайен, прежде чем двинуться к нам.
— Остин, в чем дело? — Шай движется ко мне, но остается на своей стороне линии безопасного расстояния.
Взгляд шерифа скользит по мне, и он расправляет плечи, что заставляет меня бессознательно выпрямиться, мысленно готовясь к тому, что он сообщит, как я предполагаю, плохие новости.
— Сынок, хотел зайти, чтобы сообщить тебе, что Сэм очнулась, и врачи разрешили ей говорить.
Я тяжело выдыхаю и киваю.
— Это здорово. Когда ты пойдешь допрашивать ее? — голос Шай дрожит от волнения.
Шериф смотрит на часы.
— Гэри должен сейчас подъехать туда. — Его глаза находят Лукаса. — Я скоро вернусь, чтобы сообщить, что мы получим.
— Спасибо.
Он кивает и отворачивается от нас, крича через плечо, что у Шай осталось всего десять минут.
Ее яркая улыбка поворачивается ко мне.
— Вот оно! Это может снять тебя с крючка!
— Да, но если это был Тень, сможет ли она дать какую-нибудь информацию, которая бы вытащила меня? Что, если она не видела его лица или не слышала его голоса, и не будет никаких доказательств, разве это не оставит меня на плахе?
Ее улыбка исчезает, и я тут же жалею о своих словах.
Показания Сэм решают мою судьбу, так или иначе.
Шайен
— Время вышло! — кричит помощник шерифа с порога. — Попрощайтесь.
Я выпрямляю спину и вкладываю в свои слова столько силы, сколько могу.
— Я не уйду.
Лукас улыбается, на самом деле улыбается!
— Шай, тебе нужно уйти. — Длинные пальцы Лукаса сжимаются вокруг прутьев камеры, от его улыбки у меня все тает внутри.
— Может быть, не в этой комнате, но я буду ждать в офисе шерифа. Я хочу быть здесь, когда они вернутся, и тебя нужно будет отвезти домой, когда отпустят.
Он хмурится, выражение его лица становится серьезным.
— Думаю, мы должны быть готовы к худшему. Они провели расследование, Шай. И знают мое досье, что меня судили за убийство моей семьи.
— Присяжные признали тебя невиновным.
Его глаза встречаются с моими.
— По техническим причинам.
Я тяжело сглатываю и сопротивляюсь желанию придвинуться ближе и взять его руки в свои.
— Ты думаешь, что убил свою семью, Лукас?
— Нет. Я любил своих братьев и сестру. Не могу представить, чтобы Гейдж причинил им боль.
— А маму? — мне нужно знать, наконец, правду о том, что он знает, или, по крайней мере, о том, что, по его мнению, произошло той ночью.
Выражение его лица становится жестким.
— Я хотел, чтобы она умерла, да. Но не могу представить себя убивающим кого-либо, какими бы злыми они ни были. Однако Гейдж — это совсем другая история.
Я киваю на его шрам.
— А это?
Он пожимает плечами.
— Думаю, моя мама убила их, попыталась убить меня, а затем покончила с собой. Это то, что решили присяжные, поэтому это то, во что я верю.
Даже если это неправда, Лукас никогда не смог бы жить с самим собой, если бы знал, что отнял жизнь.
Если власти когда-нибудь узнают, потащат ли они его на повторное слушание?
Лучше ему оставаться в неведении.
Дверь распахивается, вырывая меня из моих мыслей, и мой желудок подскакивает к горлу.