И вот они-то, как было сказано, нападали на латинян, которые населяли приморские земли[88], и прежде всего на Салону, бывшую главным городом всей провинции. Могущество этого города было уже значительно подорвано, силы его чрезвычайно истощены. В городе также не было способного правителя, вследствие чего он мог быть легко захвачен и разорен неприятелем.
Итак, готский предводитель, стоявший во главе всей Славонии, собрав большое конное и пешее войско, спустился с гор и разбил лагерь с восточной стороны города, а одному отряду своего войска приказал стать лагерем с западной стороны над морем и начал со всех сторон беспрестанно забрасывать Салону то стрелами, то дротиками. Одни со склона нависающей горы с оглушительным грохотом метали из пращи камни на стены, другие, сомкнутым строем постепенно приближаясь к стенам, прикидывали, как бы протаранить ворота. Но рассредоточенные по стенам салонцы мужественно противостояли вражеским дротикам, используя укрепления и выставляя щиты. Более того, они сбрасывали на врагов огромные камни, а в тех, которые наносили удары издали, одни метали камни из метательных орудий и из баллист, другие храбро пускали стрелы из луков; и так в течение многих дней продолжалась бесплодная для обеих сторон борьба. Да и что могут силы человеческие, когда Божья милость отказывает им в помощи? Ведь за многие преступные грехи, совершенными всеми и каждым в отдельности, город-грешник по высшему суду должен был погибнуть от вражеского меча[89]. Мудрость и рассудок отказали гражданам, не было пресула, правитель был бесполезен, народ беспутен, никто не ведал, что разумнее предпринять. Одни были чрезмерно осторожны, другие — более чем беспечны. Так город стал вначале расшатываться изнутри. А тут вражеские полчища не переставали ежедневно атаковать несчастный город. И салонцы, чьи защитники были уже обессилены и измучены, не выдерживая натиска многочисленной армии и уже потеряв надежду на саму возможность сопротивления, не стремились всем сердцем охранять даже стены; они были охвачены таким ужасом, что, упав духом, только и думали о бегстве.
И однажды иные из городских богачей, тайно переправив свое имущество к морю, поспешили загрузить корабли. Видя это, все городское простонародье, в том числе женщины и дети, толпой стремятся прорваться к порту и влезть на корабли, .чтобы бежать отсюда. Они хватали из домов все что только могли, крики жен и девиц оглашали небо. И не было бедняков, которые не спешили бы к порту навьюченные пожитками, одержимые мыслью о том, как бы им проникнуть на корабли, но одни из них смогли лишь с трудом, нагие и без вещей, вскочить в лодки, другие добирались до кораблей вплавь, третьи после бесплодных усилий тонули в волнах среди воющей человеческой массы.
А тем временем враги, внезапно ворвавшись в город, не уставали преследовать бегущих с тыла, захватывали добычу, не жалели никого из встречных, поджигали дома. Как только несчастный город, не защищаемый более своими сыновьями, наполнился вражеским народом, не осталось уже никого, кто пощадил бы церкви, сжалился над древними зданиями и великолепными дворцами. Но в пылу ярости запалив весь город, они в короткое время превратили его в груду развалин и пепла. И от всех его богатств они порешили взять лишь малую часть добычи, считая самой большой наградой за победу только то, что они смогли уничтожить столь славный город и почти без какого-либо ущерба для своего войска.
И кто мог бы сосчитать, сколько было захвачено в плен бедных граждан, несчастных девиц, юношей? Кто припомнит всех тех, кого поразил меч, уничтожил огонь, кого во время бегства поглотило море? А несчастные граждане, наблюдая пожар милой родины, были не в силах скорбеть или оплакивать ее, но каждый в отдельности, опасаясь за собственную жизнь, торопил отход кораблей. Не было времени созвать совет, да они были и неспособны обсуждать, что следовало бы предпринять для общего блага; но каждый в отдельности, охваченный страхом за свою семью, обдумывал, как бы ему выбраться со скарбом, который он смог унести во время гибели родины. Но и здесь они были не в силах действовать разумно; еще бы, при таком стремительном бегстве они грузились на корабли суматошно и бестолково — отец не смотрел за сыном, ни сын за отцом, жена не заботилась о муже, ни муж о жене. Единственным желанием несчастных было покинуть пределы родины. Отступавшие первыми не дожидались последних; кто был последним, не мог удержать бегущих. Как хмельные или безумные, лишь в бегстве видя спасение, они не знали, какой более надежный путь им выбрать. О, сколь печально было зрелище несчастных женщин, рвавших волосы, бивших себя в грудь и по лицу! Сколь громки крики и рыдания не ведающих, от чего им спасаться — от огня или меча.
88
Ср. сообщение Константина Багрянородного о жителях далматинских крепостей, которые и в его время назывались «римлянами» (***) (КБ, с. 112-113).
89
Разорение Салоны произошло в результате нашествия на Далмацию аварских и славянских племен, вытеснивших романское и романизованное население в горы и в несколько приморских городов и островов. Точная дата падения Салоны не установлена. Согласно археологическим данным, в начале VII в. город действительно подвергся разграблению (