Некогда предки трогирян босыми молили сплитчан о мире, неся всевозможные повинности и оказывая послушное почтение как старшим. Теперь же, напротив, наши граждане, взятые ими в плен, принуждены горячо желать мира с ними. Вот так исполнилось в отношении их то пророчество пророка Захарии, где говорится о клириках: «Касающийся вас, касается зеницы ока моего»[414]. И далее, как бы спрашивая, какому роду наказания должны быть подвергнуты таковые, он продолжает, говоря: «Я подниму руку Мою на них, и они сделаются добычею рабов своих»[415]. Пусть перестанет возноситься человеческое тщеславие, поскольку в военных делах действует одна лишь Божественная сила; как сказано Господом через пророка: «Величается ли секира перед тем, кто рубит ею?»[416] и так далее. Ведь почему, как не по Божьему соизволению, неожиданно сложилось так, что та недавняя война с пиратами, которой почти никто не желал, закончилась радостной победой, а эта, которая почти всем была по душе, завершилась печальным поражением?
Возвратившись домой после этих событий, подеста обратился к церкви и, смиренно раскаявшись в скандальном мятеже, который он позволил разжечь злым людям во время избрании [архиепископа], просил прощения. В том же самом он раскаялся на общем собрании в городском дворце, объявив, что действия капитула были законными, а дерзость мирян — порочной и губительной.
Тогда сплитчане, не надеясь на свои силы, более всего положились на могущество боснийского бана Нинослава, пригласили его и, предоставив жалование из общественной кассы, поставили его городским комитом[417]. Придя в сопровождении многих сильных мужей, он отправился со сплитчанами на трогирские поля, и, оставаясь здесь почти две недели, они вырубили виноградники, повалили деревья, разорили все посевы и огороды.
По возвращении оттуда он направился в свою землю, препоручив правление городом на время своего отсутствия одному своему родственнику по имени Ричард, родом калабрийцу. Для охраны города он также оставил одного из своих сыновей с лучшим конным отрядом.
Но трогиряне, упершись, не захотели отпустить пленных, а направили посольство к королю и поведали ему обо всем, что бан вместе со сплитчанами учинил на их полях. Выслушав их, король сильно разгневался, и тотчас призвав своего полководца, могущественного человека по имени Дионисий, бывшего баном всей Славонии и Далмации, снарядил его в путь вместе с епископом Пяти церквей В(арфоломеем), неким комитом Михаилом[418] и со многими другими знатными людьми Венгрии, строго наказав им, чтобы по прибытии в Далмацию они подвергли сплитчан наивозможно строгому наказанию. Другое войско он послал, чтобы отомстить боснийскому бану за безрассудные деяния.
Сплитчане также направили легатов к королю, извиняясь и, насколько возможно, приукрашивая содеянное. Но король, скрыв под лукавым ответом печаль своего сердца, сделал вид, что его это мало волнует, и отпустил их домой. А так как церковь оставалась без пастыря, то он попросил, чтобы на место архиепископа Сплитской церкви был избран чазменский пробст Хугрин, уверяя, что благодаря его знатности и учености будет процветать вся церковь и город, следуя его советам, несомненно найдет облегчение от многих бед.
Нунции, возвратившись, радостно передали ответы короля, однако они не принесли по поводу этого дела никакого королевского предписания. Граждане же, выслушав их и поверив, что все так в действительности и обстоит, сразу стали наступать на архидиакона и капитул и, скорее приказывая, чем советуя, потребовали, чтобы вместе с ними были проведены дерзкие выборы. Но поскольку архидиакону было известно высокомерие Хугрина, он не последовал настояниям мирян, говоря, что избрание не совершается поспешно и в светской суете, но по зрелому размышлению со стороны братьев и монахов.