— Довольно печальны эти подробности, — начал Струшня, дымя самокруткой. — Человек двести из захваченных фашисты уже расстреляли. Группу за группой уводят в карьеры кирпичного завода. Намерены всех уничтожить.
— Надо спасать людей, — озабоченно промолвил Камлюк. — А Поддубный что?
— Его допрашивают, пытают, — и Струшня рассказал все, что он знал о Сергее, а заодно — и о Наде.
— А как велик гарнизон? Какие части? — нетерпеливо спросил Камлюк.
— Там сейчас стоит пехотный полк и два моторизованных батальона, — доложил Мартынов. — Один мотобатальон, как только что сообщила разведка, недавно вышел из Калиновки. Фашисты услышали наш концерт на рельсах и бросили туда свои силы. Что ж, они притащатся, когда и след наш простынет… — Мартынов вынул из полевой сумки лист бумаги и подал его Камлюку. — Вот схема размещения сил противника в городе.
Камлюк развернул лист и склонился над схемой. Долго и внимательно вглядывался в каждый знак, в каждую надпись.
— Да, гарнизон сильный. И находится, как видно по расположению частей, в боевой готовности… Не то, что было зимой, не то…
— Я много думал, Кузьма… Одними нашими силами… — Струшня не закончил своей мысли, ему тяжело было сознавать, что гарнизон в Калиновке не разбить одному их партизанскому соединению.
— Напрасно так думаешь, — возразил Камлюк. — Разбить можно… только это будет стоить нам больших жертв…
— Так, дорогой приятель, каждый дурак может.
— Грубовато, Пилип, но правильно… Да, каждый дурак… А на чью помощь мы можем рассчитывать? — задумчиво спросил Камлюк. — Может быть, соседи, а?.. Как у них там дела?
— Радировали нам, что вышли из блокады, — заговорил Мартынов. — Благодарят за помощь. Теперь они за Сожем. Получили задание от фронта и Центрального штаба — оседлать шоссейную магистраль и громить отступающие части противника.
— Задание серьезное… Да, расчеты на соседей отпадают. — Камлюк сидел некоторое время в глубокой задумчивости, глядя на схему укреплений калиновского гарнизона, затем, вскинув брови, оживленно проговорил: — Вот бы с воздуха ударить! Представляете — партизанское наступление во взаимодействии с авиацией?!
— Ну и фантазер же ты, Кузьма, — усмехнулся Струшня, разглаживая усы. — Так нам и пришлют авиацию.
— Для такого дела пришлют. Попросим и Пантелеенко, и штаб фронта… Займемся изучением и собственных возможностей. Надо созвать совещание командиров и комиссаров отрядов. Вместе все подумаем, посоветуемся. Быть не может, чтоб не нашелся выход. Посылай, Мартынов, связных по отрядам… Платон Смирнов здесь, в лагере?
— Здесь. Отдыхает после путешествия в Калиновку.
— Я хочу с ним поговорить.
У входа в палатку показался адъютант Струшни.
— Пилип Гордеевич, — обратился он, — куда переносить грузы с самолета?
— Сейчас выберем место, — ответил Струшня и встал. — Пройдемся, Кузьма.
— Нет, вы уж одни. Я пока побеседую с Платоном. Пришлите его сюда.
Струшня и Мартынов ушли. Камлюк поднялся и, в задумчивости расхаживая по палатке, стал поджидать Платона.
Смирнов пользовался в соединении всеобщим уважением. Он был умен и деятелен, энергичен и смел до дерзости. Эти его качества и отличное знание немецкого языка позволяли ему браться за самые ответственные задания, давали возможность проникать в самое сердце врага. Партизаны были в постоянной тревоге за его судьбу, а он, вернувшись с задания и узнав об их волнениях, виновато улыбался и неизменно отделывался все той же шуткой: «Двум смертям не бывать, а одной — не миновать. Ведь мне, хлопцы, суждено помереть от скарлатины — цыганка еще в детстве наворожила». Партизаны понимали, что шутка эта только для отвода глаз, чтобы отогнать мысли об опасности. Они знали, что Платон не любит думать о смерти. «Человек рожден, чтобы жить», — всегда говорил он друзьям.
Чтобы жить! Камлюк знает, как Платон Смирнов представляет себе воплощение этого девиза. Раненого Платона он, Камлюк, пробираясь в начале войны со своей группой с задания, подобрал в лесу подле Сожа… Во имя жизни Платон, студент предпоследнего курса института иностранных языков, оставил в самом начале войны уютную отцовскую квартиру в Москве и ушел добровольцем на фронт. Это он, переводчик при штабе дивизии, в решающую минуту боя бросился к станковому пулемету, расчет которого выбыл из строя, и своим огнем сорвал переправу врага через реку. Раненный в ноги, он, выбираясь из окружения, полз около десяти километров, только бы не попасть в плен. Во имя жизни Платон выбрал себе в партизанской борьбе самую трудную специальность — разведчика. Десятки раз ходил он на такие задания, на которые идут, как на смерть. Да, у этого человека железная самодисциплина, воля, огромная вера в жизнь!