Лодка то поднимается, то зарывается в огромные борозды из черной воды и белой пены, корпус ее угрожающе сотрясается, брызги свирепо хлещут по пластмассовому колпаку, хищно разинутые пасти волн время от времени заглатывают лодку, и кажется, что мы сейчас отправимся на дно, однако крикнуть «довольно!» никто не решается.
Машина мистера Сеймура, на которой мы приехали в порт, ждет нас возле склада. Сеймур садится за руль и, заметив, что я готовлюсь сесть рядом с ним, предлагает:
— Садитесь сзади, Майкл. Вы же знаете, что рядом с водителем место смертника. Давайте-ка лучше предоставим его нашей милой Дороти.
Дороти, все еще красная от возбуждения, вызванного морской прогулкой, охотно садится спереди. Сеймур так резко нажимает на газ и включает сцепление, что «плимут» буквально прыгает с места и уже летит на третьей скорости по разбитому асфальту, с буграми на переездах и бетонных мостах. Дорога то устрашающе сужается, то делает крутые повороты; перед нами то и дело вырастают гигантские грузовики, однако все это не мешает водителю гнать машину все быстрей и быстрей. Он проносится на волосок от транспортных чудовищ, не обращая внимания на плохую видимость, стремительно мчится вперед, резко сворачивает то вправо, то влево, словно играя в прятки со смертью; машина, того и гляди, слетит с проезжей части и врежется в гору ржавеющего на обочине металла.
Наконец мы выезжаем на более широкую пригородную дорогу, и тут Сеймур переходит на предельную скорость. Наш «плимут» делает сто шестьдесят километров в час, чудом не сталкивается с выезжающими из проулков грузовиками, сшибает шест с красным фонарем перед ремонтирующимся участком дороги и едва не опрокидывается, преодолевая образовавшуюся в асфальте яму.
Мы несемся как ошалелые по пригородам безо всякой цели, вероятно, только для того, чтобы почувствовать, какому риску он нас подвергает. Все так же стремительно машина выходит на Ньюхаун.
— А вы что-то побледнели, моя милая, — смотрит Сеймур на Дороти, резким торможением приколов машину к тротуару. — Должно быть, это реакция на чистый морской воздух…
— Не думайте, что я боюсь больше, чем вы, Уильям, — устало бросает дама в розовом. — Для меня главное — не оказаться обезображенной.
— Именно от этого я и хотел вас застраховать, — любезно поясняет Сеймур. — Случись авария при той скорости, с какой я гнал машину, вам бы ни за что не уцелеть.
И тут происходит нечто сверхъестественное. В разговор вступает Грейс.
— Раз уж вы оба такие смельчаки, то мне кажется, что мы могли бы заглянуть в одну из этих дыр, — замечает она, очевидно имея в виду матросские бары. — Говорят, там не столько пьют, сколько бьют.
— Басни, — презрительно бросает Сеймур. И, обращаясь ко мне, спрашивает: — Что вы на это скажете, Майкл? Виски, я полагаю, везде одинаково. И потом, сегодня нам сам бог велел подчиняться женским прихотям.
В районе Ньюхауна нижние и подвальные этажи старых домов вдоль канала сплошь отданы под кабаки. Лишь изредка тут попадаются лавчонки, где за небольшую плату тебе могут вытатуировать на руке, на спине либо на груди китайского дракона, морскую сирену ли голую женщину. Все здешние кабаки разнятся лишь цветом неоновых вывесок, поэтому мы заходим в первый попавшийся.
Быть может, этот бар работает по какому-то своему расписанию или просто-напросто дела его слишком плохи, потому что в полутемном помещении почти пусто. У стойки на высоких стульчиках скучают три унылые проститутки, а в одном углу за столиком, заставленным пивными кружками, сидят четыре матроса. Заведеньице, прямо скажем, не ахти, но раз уж мы вошли, что делать — направляемся в другой угол.
Хозяин заведения, выступающий в роли старого морского волка, если судить по его матросской тельняшке, тут же подбегает к нам с заискивающим «что вам угодно?». Грейс и Дороти нерешительно переглядываются, так как женщины никогда со всей определенностью не могут сказать, чего им угодно, однако Сеймур мигом решает процедурный вопрос:
— Бутылку «Балантайн» и содовой.
— Целую бутылку? Вас сегодня просто не узнать, Уильям! — замечает дама в розовом.
— В принципе, я ненавижу пьянство, — поясняет Сеймур, обращаясь не столько к Дороти, сколько ко мне. — Но порой мне хочется надраться до положения риз, чтобы возненавидеть его еще больше.
Проходит несколько минут, и на столе появляется бутылка виски, содовая и ведерко со льдом. И для подтверждения своих слов наш собутыльник, по традиции плеснув дамам и мне понемножку, наливает свой бокал чуть не до краев.