Возвратившись в мансарду и оставив сетку с драгоценной соковыжималкой на кухне, я сажусь в продавленное кресло у окошка и в эту сумеречную пору смотрю на унылый пустырь, на строение с потемневшим фронтоном, на рекламу, призывающую нас к бережливости. По зардевшемуся после заката небу с запада плывут тяжелые лиловые тучи, словно торопясь скорее восстановить статус-кво — вечную пасмурность и сырость.
В мансарде становится темно, занятые пытливым наблюдением, мои глаза утрачивают зоркость, и в конце концов, чтобы справиться с осаждающими меня со всех сторон думами, я решаю прибегнуть к простейшему и, видимо, единственно возможному способу — уснуть.
На мою беду, а может, и к счастью, это не тот глубокий и сладкий сон, когда ты погружаешься в полное забытье, а скорее полусон, в котором мне является всякая чушь, какие-то насекомые, видения тягостные и жуткие; среди них и тот голый каменистый холм, по которому мне предстоит совершать перебежки, чтобы швырнуть на вершину две-три лимонки. Порой мои отяжелевшие веки размыкаются и слух рассеянно следит за вкрадчивыми шагами на лестнице. Озадаченные тем, что в окошке мансарды темно, и мучимые вечной подозрительностью, прилипалы, похоже, добрались до самой двери, чтобы, прислушавшись, убедиться, что я не улизнул из своего жилища.
Светящиеся стрелки часов показывают девять тридцать. Пожалуй, надо внести в это дело полную ясность. Я встаю и поворачиваю выключатель. Осторожные шаги неторопливо удаляются. Свет под дверью успокоил недоверчивых топтунов.
Вынув из чемодана небольшой портфель, который я для солидности два-три раза брал с собой на симпозиум, кладу в него пачку долларов и еще кое-какие вещи, в том числе свой плоский маузер. Я настолько привык носить под мышкой эту вещицу, что уже перестал ощущать ее тяжесть. Не исключено, что маузер скоро мне понадобится, но пока придется с ним расстаться. Отныне держать пистолет при себе небезопасно.
Заведенный на час ночи будильник стоит у изголовья. Сняв пиджак, ложусь в постель.
Не знаю, как у других людей, но мой мозговой будильник почти непогрешим, так что ровно в час ночи глаза мои раскрываются, я встаю и, не зажигая света, собираюсь в путь. Как было установлено ранее, я могу уйти тремя путями, но во всех случаях должен пересечь пустырь за домом. Я мог бы через окошко вылезти на крышу, затем пойти по крышам соседних домов и спуститься через чердак, скажем, третьего или четвертого. Операция не из легких и не из самых верных. Невольный шум или непредвиденная встреча могут вызвать неожиданные осложнения. Можно бы тихо спуститься вниз прямо по лестнице и выскользнуть черным ходом. Этот путь самый простой, но и самый опасный — ведь не исключено, что один из «сторожей» бдит здесь, затаившись в темном углу коридора. Наконец, можно спуститься только до второго этажа и из лестничного пролета спрыгнуть во двор. Прыгнуть с трехметровой высоты не ахти какой подвиг. Единственно, чем я рискую, — столкнуться с одним из своих недоверчивых преследователей, если тот решил провести ночь во дворе. Но противник, пожалуй, не будет выставлять два поста, если можно обойтись одним: в коридоре и даже с улицы можно держать под наблюдением и тот и другой выход.
Бесшумно спустившись на второй этаж, я без всяких осложнений покидаю дом. Выручает меня бетонный козырек над дверью, ведущей во двор. На пустыре никого — это я установил в результате длительных наблюдений из окна мансарды, — и я легко пересекаю его и осторожно обхожу бараки. От улицы меня отделяет лишь ограда. Перепрыгивать через ограды небезопасно.
Поэтому я иду вдоль ограды до дома с рекламой сберегательной кассы. Задняя дверь распахнута, так же как и парадная, и я, как порядочный гражданин — полагаю, что так оно и есть, — спокойно выхожу на улицу.
Несколько больше времени отнимают у меня поиски такси, потому что в такую пору только сумасшедший может мечтать о подобной роскоши. Мне пришлось отмахать километра два, пока я наконец увидел на стоянке три захудалые машины, очевидно ровесницы моего «волво».
Через четверть часа такси доставляет меня к месту назначения — на вокзал, — увы, не для того, чтобы сесть на поезд, хотя поезда тут курсируют всю ночь. Именно этим объясняется оживление, царящее в огромном светлом зале. Так что мой приход удивить никого не может. Через зал попадаю в помещение со шкафчиками для ручной клади. Опустив в автомат монетку, получаю ключ от шкафчика, и это избавляет меня от необходимости непосредственного общения с людьми. Кладу портфель в шкафчик № 87, доставшийся мне как выигрыш, запираю его и возвращаюсь в такси.