Это, конечно, скверно. Но, как говорится, нет худа без добра. Если я все же нашел свободную комнату, то, по всей вероятности, произошло это не без помощи людей, которые за мною следят. То ли они устали таскаться за мною следом, то ли эта комната наиболее подходит для того, чтобы держать меня под наблюдением, сказать трудно.
Пока я вдыхаю влажный бензиновый воздух вечернего города, меня вдруг охватывает тягостное предчувствие, что выполнить мою миссию будет гораздо труднее, чем можно было ожидать. Вечная история: пытаешься заранее перебрать в уме все возможные варианты, тебе и в самом деле удается взвесить их все и каждый в отдельности, кроме одного-единственного, который сваливается тебе как снег на голову.
За мною следят. И вот, постоянно находясь под наблюдением, я должен так вести свои поиски, чтобы следящие за мной люди об этом даже не подозревали. Единственная надежда на то, что это обычная проверка. Хотят установить, что я за птица и зачем пожаловал в эту зеленую страну. Словом, обычная шпиономания, все может вдруг прекратиться, как только им станет ясно, что я действительно всего лишь безобидный исследователь социальных феноменов.
Исследователь социальных феноменов? В сущности, это не так уж далеко от истины.
— Ваше имя не значится в списке делегатов, господин Коев… — сообщает молодая женщина, которая священнодействует за письменным столом с табличкой «Администрация».
— Я только наблюдатель, — тороплюсь уточнить.
— А, хорошо! — кивает она и начинает перелистывать списки наблюдателей.
Я мог бы избавить ее от этого труда, сказав, что ей и там меня не найти, но я даю ей возможность самой прийти к этому выводу.
Если верить расписанию, конгресс уже должен работать вовсю, однако некоторые делегаты все еще слоняются по обширному холлу, где кроме администрации функционирует и неизбежный бар с «эспрессо» и холодильником. Стоит ли добавлять, что оба эти аппарата действуют сейчас с предельной нагрузкой.
— И тут я не вижу вашего имени… — тихо говорит молодая женщина за письменным столом. Затем, подняв глаза и заметив мой удрученный вид, добавляет: — Ничего страшного. Сейчас я вас впишу…
Я подаю ей визитную карточку, напечатанную всего три дня назад, и женщина берется поправить допущенную ошибку. А я тем временем с сочувствием наблюдаю признаки острой анемии на лице этой красотки — результат хронического недоедания. Сине-зеленая краска вокруг глаз делает ее еще более изможденной. Просто диву даешься, сколько вреда принесла человечеству эта мода на женщин-привидения, и конца ей не видно.
К борту моего пиджака уже приколота отпечатанная на пишущей машинке табличка «Болгария», и я с делегатской папкой в руках наконец проникаю в зал, где уже идет заседание. Какой-то пожилой оратор говорит с трибуны о значении подобных международных встреч. Места для наблюдателей — в самой глубине обширного амфитеатра. Направляясь туда по боковому проходу, окидываю взглядом неуютное помещение. Некая сверхмодерная конструкция, состоящая из холодных железобетонных панелей, один вид которых вызывает ревматические боли в суставах.
В ряду наблюдателей лишь два свободных места. Одно из них достается мне. Слева от меня сидит высокий тощий господин, поглощенный прилаживанием наушников. Затруднение незнакомца состоит, очевидно, в том, что в его правом ухе уже торчит какой-то усилитель и не так-то просто совместить его с другим. Примирившись с этим злом или не поладив с техникой, мой сосед снимает наушники со своей тыквообразной головы и, склонившись в левую сторону, прикладывает наушник к левому уху. Это позволяет ему услышать одну из ключевых фраз вступительного слова, трактующего сложный вопрос о пользе международных симпозиумов и об их международном значении.
По другую сторону тощего господина сидит низкорослый полный субъект; он то и дело вытирает пот на голом темени, что выглядит довольно-таки странно, если принять во внимание, что в зале царит могильный холод. Эти двое, вероятно, хорошо знакомы друг с другом, потому что тощий, склонившись над толстяком, по-свойски опирается на его плечо. Как я устанавливаю потом, этот устрашающий крен — обычная поза моего соседа. Он настолько превосходит окружающих своим ростом и настолько уступает им в отношении слуха, что вынужден постоянно держать голову в горизонтальном положении, чтобы уловить хоть часть того, что ему говорят.
Пожилой оратор, видимо, уже завершает свою речь, потому что выстреливает серию благодарностей в адрес всевозможных организаций и институтов, в адрес хозяев и даже в адрес делегатов, благоволивших почтить своим присутствием, и прочее и прочее. После чего звучит долгожданная заключительная фраза: