— Ну-ну, — с улыбкой погладил меня Кэмерон по мокрым волосам, снял гавайку, расстелил ее на верхней ступени. — Присядь. Давай поговорим.
Едва цветастая ткань впитала капли воды с моей попы, я тотчас бросилась жаловаться на череду несчастий — словно из волшебного флакона, заполненного негодованием и обидой, вытащили, наконец, пробку.
— Почему не полететь на Гавайи, как делают нормальные люди?! К чему этот дом на колесах, бесконечная поездка в обществе членов семьи, с которыми чем больше общаешься, тем больше желаешь их придушить?! А потом еще и паром, хотя авиаперелет не требует никаких пересадок!..
Присевший рядом Кэмерон наградил меня широкой ухмылкой: не зная об этом, я практически дословно озвучила его первую взрывную реакцию на план путешествия, составленный моим отцом.
— Потому что Отис хочет, чтобы вы полюбовались страной — пусть даже малюсенькой ее частью. Когда он был в возрасте Люка, его отец арендовал дом на колесах и ровно так же мучил свою семью, — пояснил Кэмерон, и я не сдержала смешок. — Несмотря на постоянные жалобы в поездке, в итоге Отис запомнил ее, окружил воспоминания ностальгией и считает, что ты и Люк сделаете то же. Я бы мог его отговорить, но когда он заявил, что благодаря этому путешествию вы запомните нас после нашей смерти, мне стало настолько смешно, что пришлось сдаться, дабы скорее уйти в другую комнату и отхохотаться как следует. Он действительно думает, что без тряски в катящейся по дороге консервной банке дети его забудут — ну не идиот ли, а? Но это так трогательно, согласись.
Улыбнувшись той сердечности, с какой два этих мужчины обычно ругают друг друга за глаза, я уронила голову Кэмерону на плечо, и хоть в соприкосновении кожи с холодными сырыми волосами было мало приятного, он ничего не сказал, лишь погладил меня по кисти.
— Я жалкая, да?.. — вырвалось нечаянно, и пришлось озвучить все: — «Без четырех тридцать», а я переживаю из-за любой мелочи, которую творит придурковатый старшеклассник… Извини…
— Нет, не извиняйся! Люк — придурковатый, весь в меня. И что, только в нем дело?.. Ты и до поездки была поникшая, будто в депрессии…
Я подняла на него взгляд и в отзывчивых темных глазах прочитала абсолютное принятие и ноль осуждения, что бы я ни сказала.
— Кажется, я потратила последние годы впустую, — шепотом поделилась я, не отводя взор. — Я… не хочу заниматься банковским делом… Думала, что хочу, но… Я училась впустую. Я потратила бесценное время, деньги родителей и такое колоссальное количество сил!.. — а все равно не имею ни малейшего понятия, кто я, что хочу делать и как дальше жить…
В моем восприятии это была страшная тайна на уровне «Я вижу мертвецов…», но он, наверное, слышал только исповедь глупой, заблудившейся по жизни девчонки, по крайней мере именно такой я была в собственных глазах…
— Ничего, — простецки ответил Кэмерон и легонько толкнул мою голову лбом. — Да, это проблема, но мы справимся. Что-нибудь придумаем, обязательно. — Ненадолго он умолк, подбирая слова, и вот заговорил снова: — Не пойми меня неправильно, но… это нормально — что из нас двоих тебе ближе Отис, ведь он — твой отец. Эмоционально ближе. Ты с ним говорила об этом?..
— Нет… Я боюсь: не знаю, как он отреагирует, но — в точности как и мама до встречи с Диком — увидит в этом целую трагедию, конец света, а его реакция меня убьет…
Кэмерон и хотел бы поспорить, однако слишком хорошо знал супруга: раз для этого человека пустая коробка из-под молока в холодильнике — повод для нервов, неопределенное будущее единственной дочери окончательно выбьет почву у него из-под ног. А заодно и у меня, хватающейся в кромешной космической бездне за малюсенький, рассыпающийся на глазах астероид…
— Не говори ему пока, — наконец вымолвил отчим. — Я постараюсь «подготовить полосу для мягкой посадки». И сама не накручивай себя лишний раз: все проблемы решаемы, тем более когда семья вместе.
— Все-все? Даже Люк?
— Ну, кроме этой, — ласково улыбнулся Кэмерон и одарил меня поцелуем в висок.
========== Часть 2 ==========
Как известно, чем дешевле мотель, тем тоньше в нем стены. Этот был… ну очень экономичным: настолько, что, казалось, ткни пальцем в перегородку между номерами — и она порвется, как бумага. Потому я прекрасно слышала голоса отчима и сводного брата после выстрела яростно закрывшейся двери. С полотенцем в руках, коим я пыталась просушить волосы, закинув их на плечо, я замерла, затаила дыхание. Я не плохой человек… Но Люк столько раз расстраивал меня, что послушать, как его чихвостят, мне будет приятно. Это же не делает меня стервой, правда?..
— Садись, — громыхнул Кэмерон.
— Я постою, — недовольно отозвался его отпрыск.
— Сядь. — Он произнес это так повелительно строго, что даже я чуть не подчинилась приказу.
Недолго в соседнем номере хранилось молчание. Скрипнула кровать.
— Ну вот, — как ни в чем не бывало вздохнул Люк, — теперь постель намокла. Надо было мне переодеться сперва, что ли. А ты — «Садись, садись…»
— Ты мне зубы-то не заговаривай. Гордишься собой? Это же так поднимает самооценку, наверное, — над Риной издеваться!..
— Кто издевается?!
— В бассейн скинул ее кто, я?
— Ой, да Господи, она же была в купальнике! Сидела возле бассейна! Не в вечернем платье я ее в воду спихнул!..
— Да без разницы, в чем она была и что делала, Люк! Люди не любят, когда их толкают в воду…
— На школьных вечеринках у бассейна такая шутка всем нравилась!
— Рина — не все, — отрезал Кэмерон. Я не заметила, как погрустнела еще больше. Нет, конечно, я поняла, что имел в виду отчим, но… я хотела бы быть как все… Всем, видимо, весело… — Она хрупкая, ранимая. Чувствительная, ясно? То, что прокатывает с твоими дружками, ей не по душе. Ты вряд ли присматриваешься к чему-то дальше собственного носа, но у нее сейчас очень непростой период, ей тяжело, и не нужно добавлять ей поводов для беспокойства…
— Представь себе, я знаю, что ей сейчас хреново, — к моему удивлению, возразил Люк, и я практически увидела сквозь стену, как он, сидя в мокрых шортах на покрывале, обводит каждым ногтем по очереди ноготь на большом пальце правой руки — очень необычная привычка, о наличии которой, думаю, не догадывается и сам Люк, потому что в такие моменты максимально сосредоточен совершенно на другом. — Я хотел, чтобы она отвлеклась, ясно? Я делаю что могу.
Кэмерон явно был тронут услышанным столь же сильно, сколь и я. Скрипнула постель: вероятно, отец присел рядом с сыном.
— Это очень похвально, Люк… Но ты неправильно это делаешь, так что, будь добр, смени тактику.
— Никаких шуток с толканием в воду, я понял, — кисло отозвался он.
Я не знала, направился ли Люк к двери, но сама, не задумываясь, вылетела из номера в коридор! — с зажатым в руке полотенцем и сумбуром в голове. Дверь соседнего номера распахнулась, комнату покинул Люк, удивленно взглянул на меня, вскинув брови.
— Что?
— Эм… — Мои губы не смыкались, готовы были озвучить слова, которые затерялись где-то в чаще спутанных эмоций. — Ни…ничего… — покачала я головой и нырнула обратно в номер, словно перепуганная рыбешка за коралл.
Сердце колотилось глухо, будто падало в глубокий, заполненный гулким эхом колодец, хваталось за стенки, но не удерживалось, лишь себя раня, и продолжало лететь вниз, в темноту. Мне нужно было успокоиться, пока пальцы не поддались нервному тремору, и уж точно лишний раз не хотелось проглатывать вину, глядя Кэмерону в глаза, так что приют для моей души оставался один. Высушив волосы и переодевшись в футболку и шорты, я вышла из номера, в автомате со сладостями внизу купила пару шоколадных батончиков и направилась к самому дальнему краю парковки, где под безжалостным солнцем возвышался белоснежный дом на колесах.