— Удивлен, что ты не спишь.
Я вздрогнула всем телом, однако это было всего лишь эхо того сумасшедшего прыжка, какое выполнило перепугавшееся до судороги сердце. Люк плюхнулся слева от меня; плавательные шорты примялись, задрались немного и обнажили крепкие ноги больше обычного. Быстрее собственной мысли я перевела взгляд на воду, всколыхнувшуюся, заигравшую бликами и узором мелких волн.
— Ужин сегодня был вкуснее предыдущих. Ты что-то добавила к курице?
— Чеснок…
— О как, — глубокомысленно заключил он. И буркнул с улыбкой: — Что ж, тогда сегодня мне лучше ни с кем не целоваться!
Фантазия сыграла со мной злую шутку: прикрыв на секунду глаза, я как будто бы взаправду ощутила, как сухие горячие губы касаются моих, — и голова тотчас закружилась. Я понимала, что краснею, чувствовала стыд жаром на коже, но ничего не могла поделать… Оставалось надеяться, что недостаток освещения сыграет мне на руку.
— Хочешь, скинь меня в воду, — твердо произнес Люк.
— Не хочу. Потому что это грубо.
— Это весело, зануда.
— У нас с тобой разные представления о том, что такое веселье.
Снова в воздухе зависло напряженное молчание. Я по-детски болтала ногами в воде. Люк ломал голову над темой для разговора. С тех пор, как он превратился в харизматичного привлекательного юношу, под стать своему отцу, у нас очень плохо с беседами — и все из-за меня. Ясно же, что из нас двоих лишь я скованно замыкаюсь от стыда и замирания серд…
Неожиданно его пальцы вскользь дотронулись до моей спины, с силой дернули за что-то. Я не успела понять, что происходит, закрутила головой, а купальник в это время начал оголять грудь…
— Люк! — с криком прижала я к бюсту предплечье. Ну и гад! А я только-только пожалела его! Хорошо хоть на спине бантик развязал: если б на шее, я бы точно сверкнула всей грудью… — А ну завяжи! Какого черта ты творишь?!
— Но ведь это весело! — бесстыдно возмутился он. — Да что с тобой такое?! Ты вообще приколов не понимаешь?!
— Да какой же это прикол?! А если бы я с тебя шорты сдернула, смешно бы было?!..
— Да!
— …А под ними — ничего!..
— Ну так в этом и прикол!
Господи, как со стенкой говорю!.. Мысленно прорычав в ночное небо и так понизив градус заслуженной ярости, я попыталась повторить просьбу как можно нейтральнее, однако получилось так же фальшиво, как если бы хищник гладил лапой пойманный ужин по голове.
— Люк… завяжи… мой купальник… пожалуйста…
…пока я, черт побери, тебя не придушила!..
— А вот и не буду, — обиженно хмыкнул он и развалился спиной на шершавых плитах. Хмыкнул! Он хмыкнул, вот ведь бес! Я тут в таком незавидном положении, а он обиженку из себя строит! — Буду лежать неподвижно: может, хоть так не раню твою чуткую душонку, — с издевкой заявил он в бездонную высь.
Я задохнулась от негодования вполне буквально: раздувшаяся внутри, точь-в-точь наполненная воздухом перчатка, злость не давала кислороду свободно проникать в легкие, потому я чувствовала себя как рыба-шар, испугавшаяся врага и жалкими потугами пытающаяся произвести на него в точности то же впечатление. Куда моему упрямству до легендарной твердолобости Люка! Хотя бы по количеству ярости и обиды я далеко впереди него!
Привести в порядок купальник сама не в безопасном номере, а посреди публичного, пусть и пустынного места я не смогу: чтобы надеть этот бюстгальтер, я сперва, накинув на шею, завязываю бантик на боку и только потом уже переворачиваю его как надо, пряча в тканевые чашечки грудь. Безумно даже допускать нечто подобное в присутствии Люка! — вдобавок из окон мотеля на нас могут смотреть. Идти до номера, придерживая купальник рукой, еще рискованнее: семейные люди здесь нам не попадались; не дай Бог встретить по пути мужчину… Дешевый придорожный мотель — ночь — полуголая девица… Продолжать не требуется, и так все понятно. Удобнее всего было бы переодеться в доме на колесах, однако ключи как назло я оставила в номере! Вот поэтому…
— Люк, — твердо молвила я, встала кое-как, прикрываясь, и тень моя нависла над красивым непрошибаемым лицом. — Будь мужиком: исправь то, что сам же и натворил. Загладить вину будет правильным поступ…
Я лишь хотела обойти его! — но споткнулась о раскинутые в стороны руки Люка, и, как корова неловкая, упала на него: до боли впечаталась свободной ладонью в плиту, по которой разметались его двухцветные волосы, а удивленное, быть может, впервые порозовевшее от смущения лицо Люка оказалось между моими бедрами…
Сердце не просто замерло в ужасе — его не осталось в груди, и в огромной зияющей дыре под ребрами в тот вечный, словно минута в Аду, миг завывали ледяные ветра… Зажатый меж моих ног, Люк смотрел на нижнюю часть купальника, пока я, не находя в себе сил пошевелиться, не то что подняться, умирала по чуть-чуть…
— Предлагаешь мне так загладить вину? — отпустил он еще одну шутку.
— Идиот, я случайно!..
— У тебя здесь ткань потемнела… — проникновенно прошептал Люк, так же, как и я, задыхаясь от голодного вакуума вместо сердца. О Боже… — Возбудилась из-за происходящего?.. Я — да… — нерешительно, после глубокой, точно колодец, паузы, добавил он, сглотнув.
Я не задумывалась обо всех тех вопросах, которым стоило уделить внимание трижды, — словно это был сон, самый сладкий из всех… Пальцы свободной руки оттянули белье вбок, и влажной от возбуждения киской я прижалась к мягким губам самого невыносимого! — самого близкого человека из всех… Я застонала в нос не столько из-за обжигающе сладостного ощущения, которое не испытывала прежде, сколько от самой сути происходящего: с ума сойти, на что я решилась!.. Люк медленно распахнул рот, провел скользким раскаленным подрагивающим языком меж половых губ вверх, к набухшему клитору. Он сам не имел ориентиров, его опыт ограничивался порно, но бесцельных, мучительно растянутых во времени движений мне в тот момент было достаточно.
Перестав придерживать злосчастный бюстгальтер, обеспечивший мне настоящий подарок судьбы, я обеими ладонями уперлась в напряженную грудь Люка, ниже опустила бедра: его нос уткнулся под капюшон клитора, язык проник глубже, так как нимфы больше раскрылись, — обласкал девственную плеву и сквозь отверстие в ней, разработанное пальцами наедине, вошел внутрь…
Горячее глубокое дыхание Люка окончательно лишало меня рассудка! Смазка блестела на нижней половине его лица; безостановочно я двигала бедрами вкруговую — стимулировала клитор о кончик носа, с упоением глядя на пушистые сомкнутые ресницы сводного брата. Бюстгальтер давно уже не прикрывал грудь, покачивался в такт моим движениям. Широкие, приятно грубоватые мужские ладони погладили бедра, двинулись вверх по вздрагивающему от удовольствия животу, по ребрам, большими пальцами нашли затвердевшие соски…
Я дышала сбито — задыхалась. В легких каменел воздух — лишь бы не стонать, но именно этого и хотелось: повторять в темнеющее над нами небо его имя, по нарастающей кричать о том, как мне хорошо; как это удивительно, неописуемо приятно! — позволить, наконец-таки, к себе прикоснуться и не абы кому, а человеку, единолично занимающему мои мысли так долго…