Кварталом выше трелью запел трамвайчик. Я остановилась перед рельсами: уж точно не настолько дура, чтобы жизнью зазря рисковать… как вдруг позади, в паре шагов от меня, выпущенной в небо стрелой прозвучал голос Люка, панический, громкий:
— РИНА!
Да чего?.. Растерянная, уже совершенно не сердитая на него, я хотела обернуться, вот только Люк достиг меня куда раньше, чем я увидела собственное плечо. Перед моими глазами пролетел по инерции пакет, неизменно держащийся за запястье; Люк схватил меня за руки, вместе мы повалились на асфальт, а слева, у самого уха, страшно загрохотал промчавшийся мимо трамвайчик. Люк, поднимаясь с меня, отсаживаясь в сторонку, тараторил, окрикивал меня, засыпал вопросами о том, в порядке ли я; через пустые рельсы перебежали отец и Кэмерон, такие же бледные от испуга за меня, как и сам Люк.
— ДА ЧТО Ж ТЫ ДЕЛАЕШЬ-ТО?!.. — прорыдала я, садясь. Правое предплечье стреляло в мозг из револьвера, заряженного болью. Я прижимала дрожащую правую руку левой к груди, но боль это ничуть не уменьшало, и слезы лились по щекам, не переставая.
— Да я же тебе жизнь спас! — воплем ответил Люк. Его ладони замерли у невидимого барьера: он хотел прикоснуться ко мне, помочь подняться, но боялся сделать все опять только хуже.
— Я ОСТАНОВИЛАСЬ ПЕРЕД ТРАМВАЕМ!.. Я ОСТАНОВИЛАСЬ, ОН НЕ НА МЕНЯ ЕХАЛ!..
Отец поднял меня на руки, словно маленькая-я упала по неосторожности и опять разбила колени.
— Ты от испуга плачешь или ударилась?..
— Р-рука… — простонала я сквозь слезы и уткнулась отцу в шею мокрым покрасневшим лицом. Съездили, называется, на Гавайи…
========== Часть 5 ==========
Против собственной воли мне пришлось уговаривать отца подождать меня вместе со всеми в коридоре; Кэмерон помог. Мне и правда было бы легче, спокойнее, если б в смотровую со мной зашел папа, но страх выглядеть жалко в глазах человека, которого я увижу в первый и в последний раз в жизни, отчего-то был слишком силен. Почему совершеннолетие должно автоматически означать, что мы меньше или вообще не нуждаемся больше в родителях? Почему с годами невидимый шлагбаум перед качелями, «Хэппи Милом», мультфильмами, умильными игрушками и другими клевыми вещами обязательно опускается, внутренне преграждает путь?..
Врач, строгая женщина средних лет, осмотрела мне руку, сделала укол обезболивающего и отправила на рентген. Я вышла в коридор — трое членов моей семьи поднялись со спаянных металлических стульев синхронно, но у меня не было пока для них новостей. Встревоженными собаками, искренне переживающими за хозяйку, они протопали вместе со мной до кабинета рентгенолога, подождали возле двери, после проводили обратно до смотровой, откуда, взглянув на снимок, доктор направила меня накладывать гипс.
— Перелом… — поникше передала я лишь одно из уймы сказанных ею слов.
Сидящий подальше от кабинета Люк склонился к коленям, запустил пальцы во взъерошенные волосы. На тыльных сторонах его ладоней темнела кровавая корка: повалив меня, он обзавелся ссадинами; но не сказал про это никому, навряд ли даже сам заметил. Уходя накладывать гипс, я шепнула папе на ухо. Он, обернувшись, показал Кэмерону на свои кисти — и на Люка. Теперь и о нем позаботятся. Ну а я — с трепещущими от паники бабочками у сердца — пошла впервые в жизни накладывать гипс…
Занявшийся этим медик был молод, улыбчив и болтлив: видать, сразу приметил, как сильно я нервничаю, и потому с порога начал забалтывать меня — засыпать вопросами и уточнениями к ним, чтобы сузить трубку мыслей и не давать страху и печали по ней протискиваться. Лежа на кушетке, я чувствовала только тепло больным предплечьем, смотреть старалась на клетчатый навесной потолок, пока интересующийся моей жизнью молодой мужчина, словно собирающий материал для написания моей полной биографии, проводил ловкие манипуляции с многострадальной правой рукой. В итоге он не позволил мне позлиться на Люка, пострадать из-за испорченного семейного отдыха — ведь я понимала, какая сцена последует, как только я освобожусь от внимания врачей…
Так и случилось. Я вышла из процедурной в коридор с загипсованной от локтя до запястья рукой, вдобавок подвешенной у груди в специальной медицинской упряжи. Из толстой молочной корки нелепо торчал большой палец, получивший личную прорезь в гипсе, остальные пальцы держались особняком, вся кисть ощущалась неестественно, будто вместо руки мне воткнули в кость ветку с пальцами-веточками поменьше, заготовленную для снеговика. Присутствующая часть семьи тотчас поднялась на ноги, как если бы к ним шел герой Второй Мировой; только на лице Кэмерона отражались вменяемая озабоченность произошедшим, умеренная жалость. Люк глядел на меня с ужасом, словно я вышла из кабинета без руки. Папа сморщил лицо от такой интенсивной сердечной боли, точно бы каждый миг, пока меня видел, сам ломал по косточке. В обществе улыбчивого болтливого врача мне было куда спокойнее…
Здоровой рукой я протянула отцу бумажку, говорить громко не могла из-за сдавливающего горло чувства вины за их неприглядные эмоции:
— На первом этаже — аптека. Нужно купить вот эти таблетки…
Папа взял рецепт, обнял меня за голову, боясь лишний раз прикоснуться к гипсу, и, сделав пару шагов к лифту, все-таки остановился, обернулся ко всем нам.
— Я сдам билеты: на паром и обратные, на самолет, — свои и Рины, и мы полетим домой, а вы отправляйтесь на пристань…
— Пап!.. — попыталась я отговорить его, но Кэмерон перебил его вместо меня, жаль, по другому поводу.
— Думаешь, мы будем веселиться на Гавайях без вас? Возвращаемся домой все вместе. Ближайшим рейсом.
— Никто никуда не возвращается! — выкрикнула я — так, будто через секунду отец мог затащить меня в самолет до родного города. — Планы не поменялись…
— Рина, — понимающе покачал головой он, — ничего страшного нет в возвращении домой. Ты ведь сама знаешь, что это далеко не последний наш совместный отдых. Тем более что в следующий раз мы полетим на Гавайи без тряски в доме на колесах. Да еще и всей семьей. Этот отдых с самого начала шел не очень гладко, в этом нет твоей вины…
…Но хотите сдать билеты и вернуться домой то вы из-за меня…
— Этот отдых с самого начала был уникальным, — возразила я, сжав в кулак здоровую руку. — И останавливаться на половине из-за какого-то ничтожного гипсика — самая большая глупость из всех!..
— Рина у тебя перелом, ты не можешь…
— Чего не могу? По горам карабкаться? И не собиралась! В бассейне отмокать? О да, это ж какие усилия там надо прикладывать, и как я справлюсь-то теперь! Все в порядке, — вовремя остановила я вереницу кривляний. — Пап, у меня и так сейчас настроение хуже некуда. Ты что, лишишь больную дочку заслуженного отдыха, возможности отвлечься от мысли о том, что два месяца я буду носить эту штуку?..
Знаю, это был подлый ход, который просто не мог не сработать. Лишний раз я ткнула Люка острой палкой прямо в рану, но тут уж пришлось выбирать: испортить отдых всем или спасти его, отделавшись малой кровью…