— Адрес-то новый хоть пришлешь?
— Конечно! Отчего не прислать? Часто ты туда не наездишься — далеко! А изредка — ради Бога! Полюблю еще там или не полюблю — кто знает? Но пока не полюблю — буду твоя! Вот и весь твой срок…
Срок мой оказался недолгим. Через год Вера написала из Архангельской области, что выходит замуж. И попросила поздравить — если нетрудно… Я поздравил — от имени всех институтских друзей. И больше не писал. И она молчит. Не знаю, где она сейчас, кто ее муж, какая у нее теперь фамилия… И не ищу — боюсь помешать. Вдруг она счастлива, спокойна, окружена детьми — а я войду и ненароком все порушу?.. Потому что не могло бесследно исчезнуть то давнее, буйное наше и сладкое, то неодолимое, только вместе с нами исчезнет оно с земли.
Работаю я давно в опытном хозяйстве другой области — на Среднем Урале, откуда когда-то притопала на Магнитку моя мать. Вихрастый, конопатый, как и я в молодости, Венька мой давно отучился в Уральском политехническом институте. Трудовой династии у нас не вышло — Венька стал металлургом. Почему-то Настя упорно, еще с детства, ориентировала его на «городскую» профессию — не любила сельские…
Когда с женой и сыном приезжает Венька домой — в отпуск или на праздники, — ходим мы к Настиной могиле. Прибираем ее, сидим молча, вспоминаем — каждый свое. Когда уходим, Венька часто признается:
— Перебирал свои грехи перед мамой. Сколько я ее не слушался, обманывал, огорчал!.. Сколько она из-за меня плакала!
Я тоже «перебираю свои грехи». Только никому об этом не говорю.
Свела Настю в могилу тихо, незаметно подкравшаяся страшная болезнь с коротким, как выстрел, названием. Наверняка симптомы ее заметила Настя раньше всех, да сказать не решилась. А когда открылась — было уже поздно.
Всегда Настя боялась стать кому-нибудь обузой. Потому, возможно, и о болезни своей вовремя не сказала. Еще задолго до женитьбы призналась: «Камнем на шее никогда ни у кого я не повисну. Как только почувствую, что повисла, — оборвусь, и на дно. Мне это просто! Мне это быстро!»
…Как-то ездил я по делам в областной центр и на улице Втузгородка, как раз у бывшего Венькиного общежития, буквально наткнулся на сгорбленную старуху в повязанном по-деревенски цветастом платочке. Лицо старухи показалось странно знакомым. Я даже остановился, чтоб разглядеть ее получше, и она тоже остановилась и разглядывала меня. Значит, и вправду знакомая!
— А ведь я тебя видела! — первая заговорила она. — Не здеся. В колхоз имени Фрунзе ты, случаем, не залетал?
Мгновенно вспомнился далекий жаркий июль, и узкая, пружинящая под колесами двуколки гать на болоте, и просторные дозревающие овсы в окружении прибрежных полос леса.
— Матрена Ивановна? — спросил я, еще не веря.
— Матрена! — Старуха кивнула и улыбнулась. — Признал! Не чаяла тебя здеся увидеть. Хотя ведь и то сказать — ты инженер номерной, тебя везде носит. А номерных заводов тут полно. Внук все мне объяснил…
Я спросил о Петре Потапыче, и старуха опустила взгляд.
— Давно его схоронила. Внук вот сюда увез. Тоже, как ты, номерной инженер… Я и не хотела, и противилась, и новый председатель давал полдома на центральной усадьбе… С зарплатой при заезжей квартире… Да внук увез! Старухи нонича в цене! С правнуком сидеть некому. Все молодые бабы робить хотят.