— Вы полагаете, я должен спать в противогазе? — вытаращил глаза Ценз.
— Обязательно! — заверил его Василий. — И в каске. Сейчас нельзя расслабляться. Все слишком серьезно. За вами гоняется убийца, и ваш долг проявить предельную бдительность и осторожность. Вот, помню, вбросили кирпич в окно. Да так точно, сволочи, прямо в лоб гражданину. Ну что вам сказать? Плохие новости. Откинулся сразу. Но это бы ладно — вы бы видели его лицо…
— Не надо, не рассказывайте, — бледным голосом взмолился Ценз.
— Я только хотел сказать — какие хлопоты родственникам. Ни похоронить по-человечески, ни в лоб поцеловать перед погребением. Лба-то нет…
И Василий опять хватался за телефон, звонил в дежурную часть, орал и помимо бронежилета требовал каску и противогаз.
Ценз ушел озадаченный, но польщенный вниманием капитана, бормоча себе под нос: «Полный идиот, но добросовестный. Землю роет, волнуется». На прощание Василий заверил его, что всю ночь за номером Цензов будет вестись скрытое наблюдение с помощью специальной лазерно-инфракрасной аппаратуры.
Младший оперуполномоченный Леонид Зосимов во время визита Ценза прятался за портьерой, и оттуда на протяжении всей беседы доносились сдавленные хрипы.
— Мог бы так и не ржать, — заметил Василий после ухода Ценза. — Сдержаннее надо быть, юноша, сдержаннее. Если бы наш почти пострадавший не был так перепуган, он обязательно услышал бы твое хрюканье.
— Ты специально прикидываешься кретином? — спросил Леонид.
— Прикидываюсь? — возмутился Василий. — Я действительно такой.
— Ну, не совсем, — кашлянул Зосимов, за что получил от старшего по званию легкий тычок в спину.
— Но-но, не зарывайся.
— Не буду, только не бейте, — заскулил Леонид. — Какие дальнейшие указания, начальник?
— Здесь мы сворачиваемся, завтра выходим на свободу. Тебе достались лучшие — гражданки Ценз и Симкина, а также семья Алешиных.
— Вся семья? — запечалился Леонид. — А вдруг у Алешина много родственников?
— Не вся, только муж и жена, ребенка их можешь не разрабатывать.
Леонид поклонился:
— Спасибо. Хотя современные дети…
Василий дослушивать не стал и продолжил:
— Мотив есть и у Ценз, и у Симкиной. Наша Григорчук нагадила и той, и другой. У Татьяны Эдуардовны она отбила политолога Трошкина, а знающие люди утверждают, что Ценз любила его страшно. Заметь, Леня, факт сам по себе настораживающий — как можно любить такого расфуфыренного таракана? Но любовь-то зла. Григорчук — подлая разлучница. Окрутила нашего политолога, в результате чего прошла его любовь к Ценз, завяли помидоры. Известно также, что Григорчук активно подрывала репутацию Ценз в различных злачных местах — в Государственной думе, на телевидении и в кругах журналистских начальников. Называла ее толстой коровой и банным листом. Честно говоря, наша покойница была редкой стервой, прости господи, пусть морг номер три будет ей пухом. Логично предположить, что, объятая страстью и обидой, Татьяна Эдуардовна задушила соперницу.
— Тогда нам следует снять охрану с мужа ее Ценза и приставить ее к Сане, — встрял Леонид.
— К мужу ее Цензу никто охраны не приставлял, — пожал плечами Василий. — А Саня перебьется. Зачем ее охранять?
— Потому что нелюбимый тобой политолог Трошкин положил на нее глаз. Сам видел. — Леонид ударил себя кулаком в грудь. Звук от удара получился глухой и пустой, как будто стукнули по фанерной перегородке.
— Качаться тебе надо, — укоризненно сказал Василий, — не оперативник, а деревянный ящик с мусором. Вот как должен звучать настоящий опер!
Василий шарахнул себя по груди и несколько секунд самодовольно прислушивался к раскатистому насыщенному эху.
— Вот настоящая музыка… О чем это мы? А-а! Трошкин что, к Сане приставал?
— Еще как! — Леонид принялся расхаживать по кабинету, корчить похабные рожи и громко чмокать, изображая, что целует кого-то.
— Вот прям так?! — вскочил Василий. — Так?! А почему же он у нас до сих пор не стал подозреваемым номер один?
— Потому что под этим номером у тебя Саня, — ядовито напомнил младший оперуполномоченный. — Ты сам придумал, что нашу девочку надо опорочить в глазах общественности. Ирод!
— Опорочить нашу девочку может только ее порочное поведение. А подозрение в убийстве еще никому репутации не портило. Кстати, а она-то как себя ведет? — забеспокоился Василий. — С этим политологом.