— Пока взяла у него две тысячи баксов. В качестве аванса. Обещал еще восемь, попозже, — невинным голосом сообщил Леонид. — А в остальном ведет себя очень прилично.
— Саня? Взяла деньги? — На мужественно-зверском лице капитана Коновалова появилось совершенно не свойственное ему выражение обиженного ребенка, который вдруг разочаровался в любимых родителях. — Ты не врешь?
Младшему оперуполномоченному стало стыдно:
— Трошкин заказал ей книжку. Она что, не рассказала тебе? И деньги заплатил за работу.
— Уфф! — Василий с облегчением плюхнулся на стул и чуть не сломал его. — Ты выражения-то подбирай. Но мне все равно не нравится, что она принимает от политолога предложения.
— Ты сам велел ей внедряться. — Зосимов поудобнее устроился в кресле и напомнил: — Мы остановились на Ценз…
— Да. С Ценз понятно. Теперь Симкина. Ты ее видел?
— Видел. Нормальная тетка, кстати.
— Вот. А Григорчук ее подсиживала. Причем пребывала уже на последней стадии. Тоже распускала слухи, создала ненормальную атмосферу в редакции, но, главное, охмурила американского хозяина журнала. Тот ничего против Симкиной не имел, но Григорчук давила, и он вроде сдался. Симкину должны были уволить.
— Уволить?
— Если бы они обе остались, то журнал так и лихорадило бы. Говорят, отношения дошли до температуры плавления металла. Кто-то должен был уйти. Вот Симкина и стала кандидатом на вылет. Нравы у них, конечно, развратнейшие, Лень. У нас такого нет. В смысле продвижения по службе. Вот я, к примеру…
— Не приставал к товарищу полковнику? Так у тебя, Вась, и возможностей особых не было: ни такой талии, как у Григорчук, ни волос до пояса. Ой, извини, про волосы я сгоряча. — Леонид зажал себе рот ладонью.
— Симкина, как мне объяснили, — строго продолжил Василий, — в журнальчик этот всю душу вложила. Сделала его, то-се, а тут и Григорчук на халяву подвалила. А у Симкиной нашей — предпенсионный возраст. Беда. Я бы на ее месте точно Григорчук удавил. Улавливаешь?
— А то! Я бы на месте Григорчук не стал тебя подсиживать именно из этих соображений. Жизнь дороже.
— Теперь Алешин. С одной стороны — у него алиби. Он вошел в ресторан как раз в тот момент, когда Иратову звонила Григорчук. И больше уже из ресторана не выходил. Но с другой стороны, он весь вечер вокруг Григорчук вился, с определенной целью. Она, как говорят, не возражала. Леня, таких развратных нравов…
— …ты повторяешься.
— Да. И на беседах ведет себя Алешин странно. Гоше тоже так показалось. Юлит, глаза прячет, дергается, путается в показаниях: то он заходил к Григорчук, то — не заходил. То она его позвала, то он сам пришел. Подозрительно. Но еще хлеще с его женой. Она приперлась сюда на срочную встречу с мужем. Нужен, говорит, он мне позарез, вот вынь мужа и положь. Покрутилась полчаса и уехала, в страшном, говорят, душевном волнении. Про то, что муж был нужен, начисто забыла. Улавливаешь? То ли память совсем плохая, то ли не за мужем она приезжала. Во время убийства ее никто нигде не видел.
— А что, жена Алешина знакома с Григорчук и тоже имеет к ней претензии? — уточнил Леонид.
— Не знаю. Но есть у меня одна идейка, — загадочно протянул Василий. — Проверю кое-что и расскажу.
— А Цензом-мужем ты вообще не собираешься заниматься? — спросил Леонид.
— Почему же. Только не верю я в покушение на Ценза.
— Что значит — не верю. Хлопушку-то взорвали.
— Я думаю, нас пытаются запутать, сбить с пути. Ха-ха. Куда мы, на фиг, с колеи денемся при наших-то дорогах.
— Подожди, Вась, — младший оперуполномоченный не был склонен соглашаться с подобной версией как с единственной. — А вдруг его действительно хотели убить? Но не рассчитали мощность взрывного устройства. И вдруг оба инцидента как-то связаны?
— Да, бывает, что с мощностью ошибаются. Но знаешь, почему-то все время в другую сторону. И вообще, товарищ Манукян! Что вы лезете не в свои дела? Формально следствие идет. Вон следователь Малкин по коридорам шарахается, опрашивает людей. Вот соображения самого Ценза, — Василий потряс стопкой бумаги. — Видишь? Здесь все, кого он подозревает. Ты спросишь — кого из наших фигурантов? Я отвечу тебе: всех. Без исключения. Он, судя по всему, милый, добрый человек и во всех своих знакомых видит потенциальных убийц.
— И собственную жену подозревает?
— Думаю, и ее. Правда, в списки внести постеснялся. А так, поскольку у него мания величия и, соответственно, все вокруг завистники, то он абсолютно уверен: весь мир против него. Не волнуйся ты за Ценза, видишь, как я напряженно работаю, да что я — весь МУР с ног сбился. А ты занимайся тем, что поручено. Давайте, товарищ Гений, мы на вас рассчитываем.