Но тут герцогиня включилась в общий разговор на том конце стола, и жена викария обратилась ко мне:
— Вы ведь давно знакомы с ним? — понизив голос, спросила она. И огляделась, чтобы убедиться, что никто не обращает на нас внимания. — Его супруга беспокоится, что вы вызовете в нем старые воспоминания и они не пойдут ему на пользу. Знаете, он такой слабый, на него действует любая мелочь.
— Я буду очень осторожен.
— Она просто поразительно за ним ухаживает. Ее самоотверженности можно поучиться. Она умеет исполнять свой долг. Ее преданность выше всяких слов, — она еще понизила голос. — Конечно, человек он старый, с таким порой трудно, но я не видела, чтобы она когда-нибудь вышла из терпения. По-моему, она не менее редкостная личность, чем он.
На подобные высказывания отвечать затруднительно, но я чувствовал, что от меня ждут ответа.
— Если все учесть, он, думаю, выглядит отлично, — промямлил я.
— Этим он целиком обязан ей.
После ленча мы вернулись в гостиную, и вскоре Эдвард Дрифилд подошел ко мне. Я разговаривал с викарием, а поскольку беседовать было не о чем, хвалил прелестный вид из окна. Теперь я повернулся к хозяину.
— Я как раз говорю, до чего живописны домики вдали.
— Это отсюда. — Дрифилд кинул взгляд на их ломаный строй, и губы скривила ироническая усмешка. — Я в одном из них родился. Странно, правда?
Но тут подошла деловитая и проницательная миссис Дрифилд. Голос у нее был оживлен и мелодичен.
— О, Эдвард, я уверена, герцогине хотелось бы посмотреть твой кабинет, а ей через несколько минут уезжать.
— Уж извините, но мне надо успеть в Теркенбери на три восемнадцать.
Мы устремились в кабинет Дрифилда. Это была большая комната с эркером в другом конце дома, с тем же видом, что и из столовой. Именно в такой комнате должна устроить мужа-литератора преданная жена. Тут царил скрупулезный порядок, а большие вазы с цветами указывали на прикосновение женской руки.
— За этим столом он написал все свои последние произведения, — сказала миссис Дрифилд, закрывая книгу, лежавшую развернутой, вверх обложкой. — Вот фронтиспис третьего тома подарочного издания. А стол старинный.
Мы повосхищались письменным столом, а леди Годмарш, думая, что никто не заметит, провела рукой по обратной стороне крышки, проверяя, всамделишная ли она. Миссис Дрифилд сияла.
— Хотите посмотреть какую-нибудь рукопись?
— С превеликим удовольствием, — сказала герцогиня, — а то мне надо уж бежать.
Миссис Дрифилд сняла с полки переплетенную в голубой сафьян рукопись, и пока остальные почтительно эту рукопись разглядывали, я присмотрелся, что за книги заполняли полки в комнате. Как всякий писатель, прежде всего проверил, нет ли моих, но ни одной не заметил. Зато нашел полный комплект Олроя Кира и массу романов в ярких обложках, имевших подозрительно нечитанный вид; я догадался, что эти сочинения авторы присылали мастеру в знак уважения и, возможно, в надежде на несколько добрых слов, которые издательству можно бы потом использовать для рекламы. Но все книги стояли ровно и были совсем новые, поэтому закрадывалось подозрение, что в ходу они крайне редко. Имелся тут Оксфордский толковый словарь, стояли в роскошных переплетах академические собрания сочинений почти всех английских классиков (Филдинг, Босвел, Гэзлит и так далее), а еще множество книг о море — я заметил растрепанные яркие тома руководства по навигации, изданного адмиралтейством, а также немало книг по садоводству. Комната походила не на рабочее место писателя, а на мемориал знаменитости, и легко было уже представить себе случайного туриста, который забрел сюда от нечего делать, и унюхать тяжелый, затхлый запах малопосещаемого музея. Если в это время Дрифилд что и читал, так, подозреваю, только журнал по садоводству и мореходную газету — стопку их я заметил на столике в углу.
Когда дамы осмотрели все, что им хотелось, мы стали прощаться с хозяевами. Но леди Годмарш была женщина тактичная и, заметив, что я, служивший поводом всей поездки, едва обменялся с Дрифилдом парой слов, спросила его в дверях, мило улыбаясь:
— Было так интересно услышать, что вы и мистер Эшенден давным-давно знакомы. Он был хороший мальчик?
Дрифилд задержал на мне свой ровный иронический взгляд. Если б никого тут не было, он, как мне подумалось, взял бы да показал мне язык.
— Робкий, — ответил он. — Я учил его ездить на велосипеде.