Вообще-то главным Юркиным свойством являлась необходимость задавать себе (а часто и другим) огромное количество вопросов. В основном это были вопросы философско-этической направленности, что, впрочем, не исключало и массы других направлений. Решал он свои же вопросы исключительно для себя самого, без малейшей мысли что-то где-то доказывать, публиковать. Читал он безумно много, не вылезал из библиотек. Утром, бывало, проснёшься — он уже читает (а может — ещё читает). Он бесстрашно «замахивался» на философские авторитеты. Не в смысле, что громил их с трибуны. Просто он, изучив очередные труды очередного писателя или философа, формировал своё представление о предмете и не боялся, если это его представление в корне расходилось с основоположниками. Например, в одном разговоре со мной, громя Кампанеллу за его несостоятельный «Город солнца», он попутно (кратко и доходчиво) объяснил мне, почему и Коммунизм по Марксу тоже утопия. Как ни наивен я был, но понимал, чем могут кончиться такие изыскания, и попросил Юрку больше ни с кем не обсуждать эту тему. Юрка же ответил, что этот вопрос для него решён раз и навсегда, а значит без крайней надобности к нему и возвращаться незачем, тем более сейчас ему гораздо интереснее понять природу богоискательства Канта. (Час от часу не легче, подумал я.) Как-то раз, когда он забрёл в очередные дебри непознаваемого, я шутливо сказал ему, что нельзя так разбрасываться, что нельзя объять необъятное. «А чего же ты хочешь? Жизнь — это сплошные вопросы! Или лучше сделать вид, что их не существует?» — ответил он очень серьёзно.